кгб что сейчас вместо него
Из уничтожения КГБ нужно вынести несколько важных уроков
Ровно 25 лет назад был принят закон «О реорганизации органов государственной безопасности», которым были юридически ликвидированы остатки КГБ СССР. Но до сих пор остаются два вопроса – как уничтожение якобы всесильной структуры вообще стало возможным и почему комитет «проспал» распад страны, безопасность которой был призван защищать?
Совет Республик Верховного Совета СССР, принявший закон «О реорганизации органов государственной безопасности», сам по себе был нелегитимен – в качестве органа власти он не упоминался в Конституции СССР. Однако в обстановке общего хаоса на это уже никто не обращал внимания. Упразднить КГБ, согласно статье 113 Конституции, могли только обе палаты Верховного Совета одновременно. А Верховный Совет вплоть до распада Союза не изымал упоминание о КГБ из Закона СССР от 16.05.1991 «Об органах государственной безопасности».
Разобрать на запчасти
Изначально штат КГБ РСФСР состоял из 14 человек, которые ютились в паре комнат в Белом доме и не имели никаких контактов с органами на местах. При этом в соглашении от 5 мая специально оговаривалось, что Управление по Москве и области остается в союзном подчинении. Возглавил республиканское КГБ Виктор Иваненко – ничем не примечательный 44-летний опер из Тюмени, работавший на тот момент замначальника инспекторского управления КГБ СССР. В августе он возглавит и опергруппы по аресту Владимира Крючкова и Бориса Пуго, а до того осуществлял руководство обороной Белого дома из кабинета Геннадия Бурбулиса. Переход на службу к Ельцину карьерных сотрудников, не имевших перспектив в союзных ведомствах, нормальное явление того времени. Пример тому – Андрей Козырев, взлетевший до министра иностранных дел РСФСР с поста в управлении МИД СССР по международным организациям.
Дальнейшая жизнь и судьба Иваненко довольно показательны. В ноябре 1991 года Ельцин переименовал КГБ РСФСР в Агентство федеральной безопасности РСФСР, чтобы стилистически откреститься от самой аббревиатуры КГБ. Генерал-майор Иваненко возглавил новую структуру уже в ранге министра, но уже через три месяца был уволен «по сокращению штатов» – после того, как на заседании Конституционного суда РСФСР выступил против объединения АФБ и МВД в монструозное Министерство безопасности и внутренних дел (МБВД). Тогда Иваненко перешел в Газпром, считается создателем его службы безопасности, но расцвел в родном Тюменском крае, проработав все 90-е годы вице-президентом, первым вице-президентом и заместителем председателя правления компании ЮКОС. Его должностные полномочия до конца так и не были прояснены, версии варьируются от руководства службой безопасности до лоббизма в госструктурах. Зато после раскрытия структуры ЮКОСа выяснилось, что активы Иваненко приблизительно равны 110 млн долларов и что он стал самым богатым выходцем из КГБ, чем заслужил прозвище «генерал и бизнесмен» по аналогии с персонажем фильма Эмира Кустурицы «Черная кошка, белый кот» – «патриотом и бизнесменом». В 2008 году ему пришлось выступать свидетелем на суде по делу Невзлина, но по делу Пичугина – фактического руководителя службы безопасности ЮКОСа, осужденного за заказные убийства, Иваненко не допрашивали, хотя он был прямым руководителем осужденного.
С мая 1991 года началось планомерное уничтожение структуры союзного КГБ, а после августовского путча это превратилось в избиение. Сперва из состава комитета были выведены 8-е Главное управление (правительственная связь и криптография) и 16-е управление (радиоэлектронная разведка и ее криптография) – их объединили в Комитет правительственной связи. В августе – сентябре в состав Министерства обороны были переданы едва ли не все подразделения войск КГБ, включая спецназ и закрытые диверсионные части внешней разведки, что привело к их фактическому расформированию и утечке уникальных кадров. В сентябре 9-е Главное управление («девятка», охрана руководителей государства) преобразована в самостоятельное Управление охраны при президенте СССР (по факту Горбачеву уже никто не подчинялся, но соблюдалась преемственность названий). Примерно тогда же упразднен 4-й отдел управления «З» («защита конституционного строя»), занимавшийся религиозными (но не сектантскими) организациями. Управление по защите конституционного строя, бывшее 5-е (идеологическое управление), упразднено целиком, что тогдашний начальник КГБ СССР Бакатин объявил главной победой демократических реформ. К 9 сентября был установлен запрет на использование оперативно-технических средств для получения информации, не относящейся к компетенции органов госбезопасности. Наконец, 22 октября согласно постановлению Государственного Совета (ситуативного, «революционного» органа власти, не существовавшего в Конституции) КГБ СССР упразднялся, а на его базе создавались Центральная служба разведки СССР, Межреспубликанская служба безопасности и Комитет по охране государственной границы – эфемерные структуры, призванные сохранять видимость преемственности. Закон от 3 декабря стал и вишенкой на торте победителей, и последней подписью.
Еще 5 сентября органы государственной безопасности на местах в большинстве субъектов РСФСР были переданы в подчинение КГБ РСФСР (Чечня, разумеется, провисла). В начале ноября 7-е управление (оперативно-поисковое, «наружка»), 12-й отдел (прослушка), следственный изолятор «Лефортово» и технические службы официально передаются туда же. Собственно, уже на этом контору можно было закрывать, поскольку центральный союзный аппарат лишился технической возможности проводить не то что контрразведывательную работу, но борьбу с коррупцией, ловлю маньяков и противоборство организованной преступности. Оставалось только охранять кукурузу и остатки архивов.
Мотивы действий Ельцина и его окружения (в первую очередь Геннадия Бурбулиса, дирижировавшего всем этим процессом) были понятны – он последовательно переподчинял себе структуры государственной безопасности, начав с 14 человек и закончив разгромом центрального аппарата. К Горбачеву вообще нет никаких претензий в силу того, что он в тот период уже по факту ничем не управлял и ему до конца остался верен один-единственный человек – его личный телохранитель полковник Дмитрий Фонарев, ныне возглавляющий Национальную ассоциацию телохранителей России (НАСТ). А вот мотивы поведения Владимира Крючкова и многих других старших офицеров КГБ СССР, добровольно пошедших на вышеописанную организационно-идеологическую гильотину, действительно интересны.
К весне 1991 года было покончено почти со всеми промосковскими правительствами в странах Восточной Европы. В центральном аппарате КГБ пристально следили за происходящим западнее Бреста, пустив на самотек ситуацию внутри страны. Меж тем в Москве уже более года проходят масштабные митинги и шествия, на которые стихийно собираются до миллиона человек. Эти митинги плохо организованы, практически неуправляемы и парализуют весь центр города. От греха подальше центр просто закрывают для транспорта и отдают толпе по первому требованию. Организацию по технической части – транспорт, репродукторы, трибуны – берет на себя Моссовет, в котором доминируют либералы. И стоит учитывать, что город тогда был устроен иначе, нежели сейчас: Манежная площадь представляла собой открытое пространство с двусторонним движением транспорта вдоль Александровского сада – и по ней свободно перемещались миллионы человек. Злых, голодных и требовавших перемен.
КГБ по факту самоустранилось от происходящего. Начальник УКГБ по Москве и области Виталий Прилуков ситуацию не контролировал. Большая часть личного состава, включая разведку, была погружена во внутренние проблемы, которые начались еще с момента департизации. Проблемы эти откололи Первое главное управление (внешняя разведка) от основной части КГБ, поскольку разведка демонстративно поддержала упразднение партийного контроля, что было естественной реакцией на непрофессионализм и беспринципность партийного руководства в этой особой сфере. Сотрудники разведки массово выходили из партии или прибегали к уловкам, чтобы оказаться вне контроля системы. Например, автор этих строк, переходя из Международного отдела ЦК КПСС и не будучи членом партии, просто «потерял» комсомольский билет, что было воспринято отделом кадров и самой комсомольской организацией с пониманием. А тронуть человека, с апреля 1991 года находившегося «на полевой работе» в горячей точке – Южной Осетии, с которой даже связи не было, а лавины по весне перекрывали единственную трассу, ни у кого рука не поднялась.
Так называемая демократическая улица рано или поздно предложила бы собственную систему организации госбезопасности, которая с высокой долей вероятности контролировалась бы из посольства США. На площади из ниоткуда возникли бы некие лидеры, которые в инициативном порядке пришли бы к Ельцину (скорее всего, при посредничестве Моссовета и американцев) и навязали бы ему себя в качестве альтернативной системы государственной безопасности. Кандидатурой на пост руководителя мог быть и Олег Калугин, уже находившийся в оперативной разработке по подозрению в шпионаже в пользе ЦРУ. В конечном итоге это привело бы к насильственному разрушению КГБ СССР до основания, вплоть до люстрации и физических преследований сотрудников вне зависимости от их ранга, звания и специализации деятельности. На руинах была бы создана «карманная» структура, а руководили бы ею американские советники и консультанты, как это произошло в Восточной Европе и в Прибалтике.
При этом многие офицеры вполне поддерживали и перестройку, и лично Ельцина. Не было противостояния «КГБ против народа», о котором любят «вспоминать» либеральные СМИ. Другое дело, что часть сотрудников была деморализована трехлетней идеологической атакой со стороны СМИ, и даже глубоко идейные коммунисты, истово веровавшие в это учение, находились в состоянии, близком к прострации. На некоторых, особенно из старшего поколения, было страшно смотреть. И это притом что республиканские КГБ уже прекратили сотрудничество с центром, в лучшем случае дистанцировавшись от происходящего, а в худшем, как в Грузии, перейдя на сторону местных националистов. Как-то сопротивлялся только КГБ Литвы, но лишь за счет харизматичности его тогдашнего руководства. И в какой-то момент генералам Эйсмунтасу и Марцинкусу пришлось организовывать спецоперацию по вывозу архива из Вильнюса на поезде.
Крючкову и части его окружения (Агеев, Пономарев, Грушко) разумным выходом представлялся организационно-кадровый компромисс с Ельциным. Соглашение от 5 мая 1991 года должно было гарантировать, что набиравшее силу руководство РСФСР создаст свою службу госбезопасности не на основе «демократической улицы», а из старых кадров КГБ СССР, идеологически готовых работать с Ельциным и Бурбулисом (в случае последнего это было чрезвычайно сложно). Но Крючков, похоже, уже не понимал, что ситуация вышла из-под контроля, так что глубоко продуманные интриги и схемы, к которым он привык в прежние времена, уже не работают. Передача полномочий новому КГБ РСФСР переросла в разгром центрального аппарата, но хотя бы без насилия, люстраций, «запретов на профессию» и прочих прелестей Восточной Европы. Возможно, это можно считать достижением.
Кадры решают многое
В любом случае разрушение центрального аппарата привело к интеллектуальной катастрофе. Люди, всю свою жизнь отдавшие союзному государству, выбрасывались на улицу, если не декларировали свою приверженность новым идеалам, так до конца и не сформулированным. У ряда старших офицеров, работавших только в союзных структурах и не перешедших в национальную юрисдикцию, несмотря на их опыт и подготовку, просто не осталось средств к существованию.
При этом одиозные персонажи, связанные, к примеру, с идеологическими репрессиями в советский период, прекрасно прижились и в 90-х годах. В первую очередь речь идет о вечном начальнике 5-го Главного управления (борьба с «антисоветчиной») генерале Филиппе Бобкове. Все 90-е годы он возглавлял так называемое аналитическое управление (по факту – службу безопасности) АО «Группа «Мост» Владимира Гусинского – одну из наиболее одиозных по тем временам олигархических и медийных структур. Что удивительно, он регулярно допускал огромное количество ошибок (например, взял на работу автора этих строк), но продолжал работать на этой должности даже после бегства Гусинского за границу. Именно при Бобкове в «Мосте» сформировалась плеяда нынешних «лидеров общественного мнения» либерального толка. И тот же Бобков публично поддерживал сокращение резидентур российской разведки в нескольких регионах мира, хотя его мнения по этому поводу никто не спрашивал – он не имел к ней ровно никакого отношения.
Случай Бобкова – это частный случай самопиара КГБ, бытующего до сих пор. Деградация тех систем, которые отвечали за ситуацию внутри страны, началась даже не в 1987 году, когда отмена предварительной цензуры спустила на органы государственной власти всех собак. Даже сейчас принято идеализировать и сам КГБ как явление, и отдельно взятых сотрудников старшего поколения. На деле многие из них (в том числе те, кто торпедирует общество мемуарами и «экспертными мнениями») сами виноваты в разрушении как инфраструктуры КГБ, так и государства в целом. Управления со 2-е по 6-е еще с 70-х были поражены многочисленными кадровыми болезнями. Подбор сотрудников «по анкете», помноженный на разнообразные формы «советской политкорректности» (национальные кадры, «комсомольский набор», «селяне»), приводил к постепенному понижению профессионального уровня. Особое внимание стоит обратить на так называемые школы КГБ, которые стали формировать в 70-х годах. Наиболее знаменитые из них – в Минске, Киеве, Вильнюсе, Тбилиси, Ленинграде, Новосибирске и Львове – по ускоренной системе готовили к работе кадры, посланные по национальной квоте или комсомольской путевке. Не все, конечно, так страшно, есть множество прекрасных профессионалов и симпатичных людей, эти школы окончивших, но многие другие полученный набор специфических навыков затем использовали в основном в личных целях, а качество их подготовки оставляло желать лучшего. Речь, правда, не идет о внешней разведке – там были свои сложности, но до ускоренных курсов для людей чуть ли не с улицы дело не дошло.
В результате сформировалась целая система, отторгавшая новизну, нестандартное мышление и самостоятельность оценки. Мешала и военизированность КГБ – выходцы из армии, при всем к ним уважении, менее склонны к критическому мышлению. Гражданские специалисты чаще проявляют принципиальность в отстаивании своей точки зрения, нежели кадровые офицеры, в которых изначально заложено чинопочитание. Сложился и культ командования. То есть отдавать приказы и разрабатывать планы считалось более важным, чем заботиться о том, чтобы они были правильными. А судорожные попытки уже в горбачевскую эпоху создать некие «аналитические отделы» привели лишь к появлению на руководящих должностях заслуженных генералов, больше склонных к поиску вселенских заговоров, чем к объективной обработке поступающих данных.
Традиционный вопрос о том, как это так случилось, что гигантская структура, охватывавшая весь СССР и все якобы контролировавшая, проспала распад государства, не совсем правильно сформулирован. В реальности КГБ СССР образца 80-х годов сам себя не контролировал. Распад начался с отпада части национальных отделений, с поляризации мнений внутри самой организации, с вынесения на публику внутренних идеологических дискуссий, а в дальнейшем все это только росло как снежный ком. Чинопочитание, карьеризм и общее снижение интеллектуального уровня привели к невозможности адекватно оценивать поступавшую информацию, а поступала она в огромных количествах. В той же Литве, например, националистические настроения отчасти поддерживались местным ЦК партии, который безуспешно пытался их возглавить. КГБ же не могло пойти против мнения партийного начальства, которое отмахивалось от оперативных донесений, ссылаясь на Москву и «перестройку». А в кавказских республиках рычаги управления вообще были утеряны, причем отчасти из-за давления партийной власти.
Роль КГБ СССР в истории и в событиях 1988–1991 годов – отчасти вопрос веры. Людей, считающих, что эта организация была абсолютным злом, никак не переубедить, но это и не нужно. Людям, которые отождествляют своих современников с крестьянским призывом времен Ежова, в принципе сложно что-то объяснить. Даже попытки отделить деятельность внешней разведки от одиозных мероприятий 5-го главка времен Андропова наталкиваются на неприятие самой аббревиатуры.
Возможно, главный урок событий двадцатипятилетней давности касается не общей роли органов государственной безопасности в структуре власти, а их интеллектуальной и организационной ниши в этой системе. Роль КГБ СССР в конце 80-х – начале 90-х сводилась к не свойственным государственной безопасности функциям поддержки авторитета власти на фоне идеологических изменений в обществе. Но и сам КГБ (как центральный аппарат, так и республиканские органы) разрывался от внутренних противоречий, так что требовать спасительных идей от структуры, разлагавшейся одновременно со всей системой государственной власти, было бы наивно. Даже имидж КГБ разлагался под массированной атакой СМИ, хотя в какой-то мере работает до сих пор. Внутри системы государственной безопасности, которая по идее должна была вбирать в себя лучших, просто не нашлось тех интеллектуальных сил, которые могли бы оказать политике распада и разложения достойное сопротивление.
А это и есть главный урок. Система органов государственной безопасности не может быть массовой, она не может быть основана на «анкетном» подборе кадров. Она не может быть идеальной, но стремиться к этому идеалу необходимо. А всех, кто участвовал в борьбе за единое государство – «в поле» ли, на ступеньках здания КГБ на Лукишках, на Лубянской площади, на паркетах комплекса правительственных зданий от Рыбного переулка и наверх – не стоит поминать злым словом. Случилось неизбежное. Но могло быть гораздо хуже.
Что такое МГБ: история отечественных спецслужб от ВЧК до ФСБ
Советские спецслужбы начались со знаменитой ВЧК — Всероссийской чрезвычайной комиссии, «чрезвычайки», поэтому сотрудников спецслужб до сих пор иногда называют чекистами.
Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР была создана в декабре 1917 года как орган «диктатуры пролетариата» по борьбе с контрреволюцией. ВЧК возглавлял один из ближайших соратников Ленина — Феликс Дзержинский.
После окончания Гражданской войны, отмены так называемого «военного коммунизма» и перехода к «новой экономической политике» (НЭП), ВЧК была реорганизована в ГПУ (Государственное политическое управление), а затем — после образования СССР — все республиканские ГПУ вошли в состав в ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление).
В начале 1930-х ОГПУ был реорганизован в Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД). НКВД СССР был создан в 1934 году как центральный орган по борьбе с преступностью, поддержанию общественного порядка и обеспечению государственной безопасности.
Именно с деятельностью НКВД связаны массовые репрессии 1930-х годов. Многие репрессированные — как расстрелянные, так и приговоренные к тюремному заключению или попавшие в ГУЛАГ, были осуждены во внесудебном порядке особыми тройками НКВД. Кроме того войска НКВД осуществляли депортации по национальному признаку. Многие сотрудники НКВД, в том числе из высшего руководства этого органа, сами стали жертвами репрессий.
Во время Великой Отечественной войны пограничные и внутренние войска НКВД использовались для охраны территории и поиска дезертиров, а также непосредственно участвовали в боевых действиях. После смерти Сталина сотни тысяч незаконно репрессированных были реабилитированы.
Впервые Народный комиссариат (министерство) государственной безопасности СССР образован незадолго до Великой Отечественной войны — 3 февраля 1941 года — путем разделения НКВД СССР на два наркомата: НКГБ СССР и НКВД СССР. Однако в начале войны эти ведомства вновь были слиты в единый орган — НКВД СССР.
В 1946 году народные комиссариаты всех уровней были преобразованы в одноименные министерства — так НКВД СССР превратился в МГБ СССР.
В мае 1946 года министром государственной безопасности стал начальник «Смерш» Виктор Абакумов. При Абакумове началась передача функций МВД в ведение МГБ. В 1947—1952 годах из МВД в МГБ переданы внутренние войска, милиция, пограничные войска и другие подразделения.
Однако реорганизацию своего детища Авакумов не застал — 12 июля 1951 года он был арестован и обвинен в государственной измене, а уже после смерти Сталина расстрелян.
В день смерти Сталина, 5 марта 1953 года на совместном заседании ЦК КПСС, Совета министров СССР и Президиума Верховного совета СССР принято решение об объединении МГБ и МВД в единое МВД СССР под руководством Лаврентия Берии, который, впрочем, на этом посту пробыл недолго и тоже был расстрелян.
Впоследствии, весной 1954 года, из МВД СССР были выведены органы государственной безопасности и образован Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР (КГБ).
Комитет государственной безопасности CCCP просуществовал с 1954 по 1991 год. Его основными функциями были внешняя разведка, контрразведка, охрана государственной границы и руководителей партии и государства, организация и обеспечение правительственной связи, а также борьба с национализмом, инакомыслием, преступностью и антисоветской деятельностью.
После распада Советского Союза органы госбезопасности подверглись нескольким реорганизациям, из них на короткий срок было организовано Министерство безопасности Российской Федерации.
А в декабре 1993 года президент России Борис Ельцин подписал указ об упразднении Министерства безопасности Российской Федерации и создании Федеральной службы контрразведки Российской Федерации (ФСК России), которая затем была преобразована в Федеральную службу безопасности Российской Федерации (ФСБ России).
«В старые времена такое называли смутой»: экс-начальник аналитического управления КГБ о ликвидации советской спецслужбы
Николай Леонов был призван на службу в органы государственной безопасности СССР в 1958 году. До этого он окончил МГИМО, несколько лет проработал в Издательстве иностранной литературы. После окончания школы КГБ Николай Леонов проходил службу во внешней разведке. В 1983 году он был назначен заместителем начальника советской разведки, а в 1990 году — начальником аналитического управления КГБ СССР. В 1991 году генерал-лейтенант Николай Леонов ушёл в отставку из органов госбезопасности. В дальнейшем он преподавал в МГИМО, был депутатом Госдумы и занимался публицистической деятельностью.
— Николай Сергеевич, почему вы решили связать свою жизнь со службой в органах государственной безопасности СССР?
— Лично для меня определяющими стали два фактора. Во-первых, это ХХ съезд партии, официально осудивший и прекративший практику неоправданных и несправедливых репрессий, происходивших в СССР в годы культа личности. Поэтому поступление на службу в органы госбезопасности не вызвало у меня отторжения и отрицания. Во-вторых, работа в разведке позволяла мне участвовать в международных делах, к чему я активно готовился, будучи студентом-международником. Вся остальная деятельность КГБ, не связанная с внешними вопросами, не имела для меня тогда приоритетного значения. Важным стимулом для принятия мною предложения о службе в разведке стали события Кубинской революции.
— Как можно охарактеризовать деятельность КГБ СССР в доперестроечный период?
— Атмосфера в КГБ после ХХ съезда КПСС была достаточно чистая. Наша служба была честным служением Родине. Ничего отрицательного в той обстановке, в которой я лично начинал служить, не ощущалось. Существовала определённая героика, повышенное чувство патриотизма, желание находиться на активном участке фронта, вместо того чтобы протирать штаны в бюрократических структурах.
— Во время перестройки ситуация в органах госбезопасности изменилась? Как реагировали на происходящее во второй половине 1980-х годов сотрудники КГБ?
— Перестройка была всеобщим бардаком. Какая перестройка? Во что перестраиваться? Никто ничего не мог понять: ни сам организатор перестройки (генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв. — RT), ни те люди, которых он в это втянул. Это был настоящий бедлам, поэтому в разведке (Первое главное управление КГБ СССР. — RT) не понимали, что делать. Не было озвучено никакой внятной, понятной, доступной служившим в разведке людям концепции происходившего. Когда сотрудники спрашивали, что такое перестройка, им отвечали: «А вы сами думайте, как перестраиваться». Вот в такой атмосфере мы и находились в перестроечные годы.
Бардак в умах наверху трансформировался в двукратный и троекратный бардак внизу. Основным желанием во время перестройки было замереть и подождать, чем это всё закончится. И Горбачёв, и члены находившихся в оппозиции к нему структур руководствовались сиюминутными или личными интересами. Не обсуждались судьба народа, судьба государства, другие фундаментальные вопросы — вместо этого неслась какая-то околесица о том, что нет колбасы, и о том, что всё вокруг плохо. Вот эта перестроечная сумятица привела к ещё большей сумятице — ельцинской. Произошло какое-то всеобщее умопомешательство.
— Как органы КГБ реагировали на события 1991 года: усиление центробежных тенденций, парад суверенитетов и собственно развал СССР?
— Органы госбезопасности, как и остальные государственные структуры, находились в полном смятении и не понимали, что делать. Что говорить о КГБ, если всё население, вся партия, вся огромная армия не знали, куда мы тронулись и какие у нас цели. Шли какие-то непонятные разговоры. Ощущалось, что государство движется к разрушению. Начался паралич всех сфер жизни.
— Что предшествовало ликвидации КГБ? Как разворачивались события в спецслужбе на фоне ГКЧП и ареста председателя КГБ Владимира Крючкова?
— Что касается так называемого путча, которого на самом деле не было, никто в органах госбезопасности к нему не готовился. Все думали просто, как пережить этот кошмар. Сам ГКЧП был группкой людей, у которых в голове была манная каша, а не реальные представления о том, как выводить государство и народ из той трясины, в которой они оказались.
После ареста Крючкова в Комитет госбезопасности прибыл назначенный по инициативе Ельцина председателем КГБ Бакатин (Вадим Бакатин, советский партийный и российский общественный деятель, в 1991 году председатель КГБ СССР. — RT). Его даже никто официально не представил. Бакатин сам заявил, что он назначен председателем КГБ и что он приехал не для того, чтобы укреплять КГБ, а чтобы его разрушать.
Учитывая то, как он пытался выслужиться перед американцами, на мой взгляд, он может рассматриваться как вариант предателя. Он прежде всего, вручил американскому послу в Москве секретную информацию о тех работах, которые проводились КГБ по системе слухового контроля зданий американского посольства. Вот этим Бакатин сразу продемонстрировал свою позицию. Я сам не видел эти документы, но один из моих подчинённых физически отвозил их американскому послу в Москве. Было предано то, что положено хранить как зеницу ока. Такой человек был поставлен тогда руководить КГБ. Всё это добавило ещё больше сумятицы в головах сотрудников.
— Как отреагировали сотрудники КГБ на новость о ликвидации спецслужбы? Пытались ли они как-то это предотвратить?
— В ситуации отсутствия внятной государственной позиции относительно будущего спецслужбы люди начали думать о том, как им жить дальше. Многие уже прослужили по десять — пятнадцать лет, но не понимали, какая их ждёт судьба, нужны ли будут их услуги и знания новому государству. Неудивительно, что начались разброд и шатание. Одни стали общаться с новым руководством, другие подали рапорты об отставке, и я в их числе. Я сказал, что приносил присягу одному государству, а новое государство никакой присяги для меня не подготовило. Одни в итоге ушли, а другие оказались под дверями у назначенных Бакатиным чиновников, чтобы добиться возможности и дальше получать зарплату.
В старые времена такое называли смутой — как то, что произошло в 1991 году. Люди не знали, к кому примкнуть, кто защищает государственные интересы, а не свои личные, шкурные… Даже не хочу вспоминать это тяжёлое время. Никакого заговора, сопротивления или поддержки ГКЧП не было. Корпус чекистов был настроен патриотично, но для того чтобы всё сложилось по-другому, нужно было чёткое и внятное решение руководства.
— Как можно оценить роль органов госбезопасности в истории СССР?
— Это тема рассуждений на целую докторскую диссертацию. Если брать историю в целом, КГБ был одним из становых хребтов государственной устойчивости. Партийная структура, армия и правоохранительные органы, включая органы госбезопасности, — это были столпы, на которых держалось государство. Если бы не эти столпы, то государство, например, не выдержало бы ни такую войну, как Великая Отечественная, ни послевоенных трудностей.