китайские новеллы это что
Чем ранобэ отличается от новеллы?
Ранобэ – специфический вид японской литературы, пришедший в постсоветское пространство в 90-е, с падением Железного Занавеса, как и многие другие иностранные книги и литературные явления. В последние годы ранобэ приобрело немалую популярность и нашло себе благодарную публику.
Само слово ранобэ происходит от искажённого японским произношением и сокращением англицизма «райто нобэру» – light novel. Что часто переводят на русский как «лёгкая новелла» (переводят не совсем правильно, но об этом ниже). И вот этот термин «лёгкая» смущает некоторых читателей. Почему лёгкая? Чем ранобэ отличается от обычной новеллы? И новелла ли это вообще? А раз возникают вопросы, то почему бы на них не ответить?
Прежде всего стоит определиться с тем, что такое новелла, потому как в разных языках и культурах у этого слова разные значения.
О разнице между новеллой и novel
В русском языке и литературоведении новелла – это жанр малой повествовательной прозы. То же самое, что и рассказ или повесть. Однако слово «ранобэ» произошло не от русского.
В английском языке novel – это роман, длинное художественное произведение, обычно написанное в прозе (хотя ничто не мешает автору написать роман в стихах). Именно это значение стало корнем и основой для «райто нобэру».
Считать ранобэ рассказом или повестью может только человек, который не читал этот вид японской литературы. Хоть том ранобэ и не сравнится с «Войной и миром» или «Сном в красном тереме», по объёму он ближе к романам. В Википедии, к примеру, приводится сравнение тома «Волчицы и пряностей» с книгой «Лев, колдунья и платяной шкаф» по количеству слов – оно примерно равное. И то, и другое на английском именуется novel, так что на русском ранобэ вполне можно называть небольшим романом.
В чём заключается «лёгкость»?
Раз со значением нобэру разобрались, можно перейти к прилагательному. В нём тоже заключается лингвистическая тонкость. «Лёгкая» относится к облегчённому варианту японского, которым написаны эти книги.
Японский язык относится к смешанным языкам, то есть имеет и иероглифы, и буквы-кану. В отличие, например, от русского, где слова записываются только буквами алфавита, или китайского, где слова записываются только иероглифами. Почти каждое слово может быть записано и так, и эдак – и иероглифом, и каной.
По мнению самих японцев, текст, написанный преимущественно каной, легче и быстрее читается, чем текст, где большая часть слов записана иероглифами. Что и происходит с текстами ранобэ.
Впрочем, при переводе эта тонкость теряется.
Ещё одно значение «лёгкости» принято относить к содержанию. Ранобэ – развлекательная литература, рассчитанная на подростков и молодых людей. Так что по большей части это лёгкие сюжеты, с юмором или романтикой.
Однако воспринимать ранобэ исключительно как лёгкую литературу в нашем понимании этого слова тоже будет не совсем правильно – как и литература в целом оно не однородно. Среди ранобэ нередко встречаются и более серьёзные истории не уступающие, к примеру, работам Джорджа Мартина или братьев Стругацких.
Что там с азиатскими аналогами
У многих явлений японской культуры есть подражания у других крупных азиатских стран. Так аналогами японской манги являются манхва в Корее и маньхуа в Китае. Подражания аниме и вовсе снимают по всему миру. И ранобэ не обошла эта судьба.
Аналогичные по стилю и целевой аудитории произведения существуют и в Корее, и в Китае. В русскоязычном интернете их тоже называют ранобэ (а в англоязычном light novel), хотя японцы с этим не согласятся. И их принадлежность к той или иной литературной форме весьма размыта. Настолько, что им впору придумывать отдельное название.
Если в Японии ранобэ пишутся цельным произведением и издаются по частям в журналах-сборниках (а потом выходят самостоятельной книгой), то в Корее и Китае их аналоги ранобэ часто пишут по главам и выпускаются онлайн. Начало-затравку читатель может посмотреть бесплатно, а вот дальше придётся доплачивать за каждую главу по условной копейке.
Это приводит к тому, что произведения выходят как серии коротких рассказов, связанных единым сюжетом, то есть ближе к русскому понятию новелл, чем к английскому novel. И тянутся такие серии до тех пор, пока у читателей не пропадёт интерес или пока автору самому не надоест писать один и тот же тайтл. Тысячи глав – не редкое явление в китайских и корейских аналогах ранобэ, так же как и неточности в сюжете, отсутствие цельности и внятного финала.
Ещё о положении манги и ранобэ относительно других искусств:
Весьма годные китайские новеллы с интересной идеей – книг в коллекции (12 шт.)
Предлагаю свой топ новелл берущих в основном своей идеей:
последняя активность: 7.12.2021 12:58
состояние перевода: В работе
Бедный и обычный мальчик из деревни присоединяется к небольшой секте в Цзян Ху и случайно становится Неофициальным Учеником. Как Хань Ли, простолюдин по происхождению, создаст для себя точку опоры в его секте? Как он, со своими посредственными способностями, сможет успешно пройти путь культивации и стать бессмертным? Эта история об обычном смерт.
последняя активность: 14.12.2021 11:04
состояние перевода: В работе
последняя активность: 24.05.2021 19:48
состояние перевода: В работе
Разум людей развивается по десяткам тысяч путей, а Гу – это совершенные духи Неба и Земли.Три Храма были нечестивыми и это привело к тому, что демон возродился.Минувшие дни стали всего лишь старыми грезами, а прежнее имя нужно зарабатывать заново.История о путешественнике во времени, который был перерожден.Уникальный новый мир, где он растет, ра.
последняя активность: 4.08.2021 10:34
состояние перевода: Завершён
последняя активность: 29.01.2019 20:46
состояние перевода: Завершён
Когда-либо встречали кого-то, кто начал культивировать в чреве матери?Он не заботится о своем имидже, желая предпринять все необходимые шаги, чтобы его планы преуспели!Смотрите за Лин Тянь, гений боевых искусств, кто прибыл из современного мира в древние времена, принеся с собой все свои воспоминания из своего прошлого!Человек с высоким понимани.
последняя активность: 2.03.2020 13:48
состояние перевода: Завершён
последняя активность: 23.12.2021 22:09
состояние перевода: В работе
На отшибе северо-западного гористого региона величественно стоял маленький Буддийский храм и звался он Храм Одного Пальца. Это не был какой-то большой или же знаменитых храм, но все же он был чрезвычайно чудотворный. Данный храм имел у себя рис, который благоухал благовонным ароматом. Данный храм имел у себя освежающую и сладчайшую воду, которая.
последняя активность: 1.09.2021 18:28
состояние перевода: Перерыв (Работа будет вестись лишь после получения материальной поддержки. )
последняя активность: 22.12.2021 19:30
состояние перевода: В работе
Однажды Су Шухан случайно присоединился к группе фанатов, одержимых идеями Синься, которые даже обращались к друг другу как «последователи даосизма». Большинство из них имели странные ники вроде Мастер Секты, Пещерный Мастер, Духовный Мастер и тп. Даже собаку убежавшую от главного Мастера этого чата звали Великая Демоническая Псина. Чудики целым.
последняя активность: 20.10.2021 12:07
состояние перевода: В работе
Наставление предков Великих Руин твердит — когда на улице ночь, нельзя выходить из дому. Престарелые инвалиды, живущие в деревне Цань Лао, нашли младенца на берегу огромной реки. Назвав ребёнка Цинь Му, они воспитывали его, несмотря на все трудности и перипетии. Однажды, когда ночное небо накрыло Великие Руины, Цинь Му вышел из дому… *** Пере.
последняя активность: 23.12.2021 23:39
состояние перевода: В работе (Новелла дописана)
Чжан Сюань перемещается в чужой мир и становится почётным учителем. Таинственная библиотека появляется в его сознании. Если он что-то увидел, независимо от того, человек это или предмет, в ней тут же появляется книга об их недостатках. Благодаря этому, он становится устрашающим.“Император Чжоян, почему Вам не нравится носить нижнее белье? Будучи.
последняя активность: 21.08.2020 18:41
Становление новеллы в Китае
К. И. Голыгина, Новелла средневекового Китая, М., «Наука», 1980, 327 с; К. И. Голыгина, Китайская проза на пороге средневековья, М..»Наука», 1983, 240 с.
Классическая новелла, в том числе дальневосточная, давно привлекает к себе внимание и читателей, и ученых. Проблемы ее становления уже анализировались в ряде советских, западных и восточных работ, но обобщающих исследований о китайских новеллах до выхода рецензируемых книг К. Голыгиной почти не было. Эти книги лучше всего рассматривать в комплексе, так как они фактически дополняют одна другую и посвящены ранним этапам китайской новеллистики – с III по XIV век. Монографии К. Голыгиной достаточно актуальны и в научном, и в практическом отношении.
Структура книг К. Голыгиной вполне оправданна и отражает основные стадии развития китайской новеллы, а также многие важные проблемы, характерные для этого процесса: формирование мифологического рассказа, генезис сюжетного повествования, усиление авторского начала, художественные особенности новелл и т. д. Правда, бросается в глаза акцент на волшебные сюжеты в ущерб бытовым, но это, в общем, понятно, так как охватить все богатство китайской новеллистики, даже в двух книгах, слишком трудно.
К. Голыгина верно подчеркивает специфику развития новеллистической прозы в Китае: достаточное число литературных памятников и сравнительно хорошая сохранность текстов, некоторая замедленность, а отсюда и ощутимая стадиальность литературного процесса. А это в свою очередь позволяет детально показать зарождение и становление беллетристического повествования. Автор книг стремится проследить литературное движение в рамках нескольких сюжетов, частично или полностью переосмысляемых на протяжении ряда веков. Такая методика позволила исследовательнице сделать свои наблюдения максимально конкретными и доказательными.
Для рецензируемых книг характерно широкое использование работ не только китайских, западных, советских, но и японских синологов. Привлекают в монографиях элементы (хотя и не всегда явные) полемики, помогающие выпуклее представить анализируемые явления и вычленить собственную позицию автора, ее отличия от позиций предшественников. Так, например, К. Голыгина успешно полемизирует с устойчивым мнением, что вершиной новеллистического развития является проза эпохи Тан (VII – X века), а все позднейшие Периоды существования новеллы не более как регресс жанра. При таком анализе обычно опускались крупные литераторы последующего времени, да и сама идея регресса не выдерживает никакой критики. Этот устойчивый взгляд принес большой вред осмыслению не только китайской новеллы, но и всей восточной литературы.
Тщательно разобрав мало изученный до сих пор мифологический рассказ III – VI веков, автор сумела по-своему взглянуть и на гораздо более известную у нас новеллу эпохи Тан. Убедителен вывод К. Голыгиной о том, что если рассказы III – VI веков еще находятся на границе записи факта и литературы, то танская новелла целиком принадлежит литературе. Интересны наблюдения над тем, как в отдельных деталях отражаются различные этапы развития новеллы. В частности, именно в танской новелле впервые появляется образ иноземца, что было вызвано активизацией торговых и политических связей Китая начиная с IX века.
Почти совершенно незнакома нам была до сих пор новелла эпохи Сун (X – XII века) – в отличие от сунского сказа, легшего в основу жанра повести. К. Голыгина восполняет этот пробел и довольно подробно говорит о новых чертах сунской новеллы: о расширении крута героев, усложнении их характеристик, об открытии в прозе пейзажа. Эти выводы позволяют прийти к более общему заключению о том, что новеллисты со временем обогатили свой идейно-художественный арсенал, а отнюдь не обеднили его, как раньше считалось.
В ряде случаев К. Голыгина обращается и к последующему развитию китайской прозы. Так, она пишет, что в эпоху Цин (XVII – начало XX века) происходит соединение традиций мифологического рассказа III – VI веков и собственно новеллы, хотя и не объясняет причин этого соединения. В обеих монографиях немалое, место уделено содержательной стороне новелл. Интересен, например, вывод о том, что по сравнению с древней китайской литературой в прозе III – VI веков мотив отмеченности персонажей симпатиями духов был снижен: уже не только представитель царского рода, а всякий мог стать избранником божества. В тех же рассказах человек начинает соперничать в хитрости и ловкости с потусторонними существами, однако по-настоящему этот мотив развился гораздо позднее. В определенной мере он раскрыт в главах об известном новеллисте конца XIV – начала XV века Цюй Ю. Здесь же идет аргументированный разговор о начинающейся индивидуализации образа, об эволюции эмоциональной стороны литературы. Не случайно Цюй Ю более подробно, чем его предшественники, выписывает душевные состояния героев. В его новеллах еще нет особой тонкости в передаче настроения, но есть обязательная фиксация этого настроения.
Жаль, правда, что при анализе произведений Цюй Ю не упоминается имя крупнейшего китайского новеллиста XVII – XVIII веков Пу Сунлина, который очень многое добавил к национальной традиции. В образах его героев, в том числе и знаменитых лис-оборотней, возникают уже не только средневековые, но и ренессансные мотивы.
Большое внимание К. Голыгина уделяет художественной структуре новелл: расстановке героев, композиции, языку. При этом она вычленяет элементы новаторства даже там, где их нелегко обнаружить. Так, у Цюй Ю еще нет индивидуализированной речи персонажей, что вполне естественно для средневекового искусства; но если раньше монологи писались достаточно трудным литературным языком, то Цюй Ю упростил прямую речь героев, оставив в ней поэтическую образность. По верному наблюдению К. Голыгиной, развитие повествовательности в старинной китайской прозе идет во многом путем усиления роли прямой речи за счет косвенной – достаточно сравнить Цюй Ю с танскими и сунскими новеллистами. Все это можно назвать стилистическими исканиями в рамках традиции.
Поскольку мифологический рассказ, развивавшийся в Китае в III – VI веках, был явлением синкретическим, естественно стремление исследовательницы анализировать его с помощью родственных литературоведению наук. Кстати, это делает книги К. Голыгиной весьма полезными не только для литературоведов, но и для этнографов, историков, специалистов по социальной психологии.
Возьмем хотя бы проблему связей литературы с традиционными вероучениями. Наибольшую роль из этих вероучений в Китае сыграло конфуцианство, и К. Голыгина закономерно считает главным образом новелл Цюй Ю фигуру «ученого- конфуцианца, честного и твердого в своих взглядах» (I, 234). Этот этический идеал в какой-то мере отразил и возрастание личностного начала в прозе. Верно акцентируется большое влияние, которое оказал на литературу даосизм, особенно в раннее средневековье, когда идеалом прозы оказался именно волшебник-даос, а не мудрец-конфуцианец. Подобные выводы помогают опровергнуть весьма часто встречающееся преувеличение конфуцианского элемента в китайской литературе.
От даосского начала порою трудно отделить буддийское, но К. Голыгиной это удается. Она пишет, что в III – VI веках наибольшее влияние буддизма наблюдалось в авторской поэзии Китая, а в повествовательной прозе аналогичное влияние прослеживается позднее – в VII – VIII веках, когда в литературе получили особое распространение идеи об иллюзорности бытия и воздаяния за грехи. Казалось бы, последние идеи чисто религиозны, однако автор монографий показывает, что в условиях средневекового общества они порою становились средством социального обличения.
В книгах постоянно прослеживается связь новеллы с народным творчеством, и это вполне естественно для Востока. Столь же естественно, что при анализе волшебной новеллы широко привлекается такой фольклорный жанр, как сказка. К. Голыгина замечает, что новелла XI – XIV веков уже реже, чем предшествующая, использует сказку, ибо возможности сказочных сюжетов были ограничены. В связи с этим в монографиях предпринимаются попытки выявить отличия между новеллой и сказкой.
Возводя многие китайские рассказы III – VI веков к фольклорно-мифологическому материалу, К. Голыгина в то же время чужда чрезмерной архаизации, которая заметна в ряде литературоведческих работ, особенно последних лет. Исследовательница показывает, что в некоторых случаях фольклорно-мифологический пласт перерабатывался и лишался однозначной сакральности, например, в рассказах о лжетотемах, то есть ловких людях, объявлявших себя божествами.
К. Голыгина не ограничивается анализом только новеллистического материала, а раскрывает взаимодействие жанров. Верен ее вывод о том, что существенный сдвиг в китайской прозе XIV века был связан с воздействием на новеллу двух видов искусства: сказа, расцветшего со времени Сун, и драмы эпохи Юань (ХШ- – XIV века). Наблюдения К. Голыгиной над «Продолжением записок о духах» помогают обогатить наше представление об одном из крупнейших китайских поэтов Тао Юаяьмине. Но в целом такие выходы в соседние жанры исследовательница совершает, к сожалению, редко.
Значительно чаще К. Голыгина обращается к опыту других литератур. Например, она пишет, что становление повествовательных форм на базе фольклора, характерное для стран Дальнего Востока, бросает свет на аналогичные процессы в соседних восточных литературах и даже в молодых литературах Африки, особенно если писатели сознательно обращаются к фольклорно-мифологическим пластам традиции. Интересны мысли исследовательницы о том, что в отличие от европейского фольклора в китайских традиционных рассказах на семейную тему зло не столько наказывается, сколько компенсируется признанием благородства мучеников, что строгий запрет, наложенный на сборник Цюй Ю «Новые рассказы у горящего светильника», практически не действовал в Корее, Вьетнаме или Японии, где эта книга многократно перерабатывалась.
Не все положения монографий выглядят столь убедительными. Так, на мой взгляд, недостаточно оправдан спор автора с делением китайских новелл на любовные, сатирические, исторические, волшебные и т. д. Конечно, это деление условно, а порою и грубовато, но все же помогает уловить разнообразие произведений, известную общность новеллистической тематики на протяжении многих эпох.
Уменьшение в ряде новелл числа образов проворного, бывалого, смекалистого героя, который и без волшебства умеет победить нечисть, К. Голыгина объясняет лишь все более растущим религиозным сознанием, хотя на это повлияло и другое – привлекательность фантастики как художественного приема, не обязательно связанного с религией.
Некоторые детали, характерные для художественной литературы вообще, исследовательница пытается прикрепить к определенной эпохе, как, например, в рассказе о героине, у которой «выше талии… живая плоть, ниже талии – сухие кости». К. Голыгина считает, что в этих деталях «сказался своеобразный «буквализм» средневекового сознания – героиня наполовину покойница» (II, 116). Но как рассказчик мог по-другому изобразить полупокойницу, если хотел достичь зрительного эффекта и лаконичности?
Не совсем точен вывод автора рецензируемых книг о том, что к XIV веку в новеллистике исчерпываются возможности сюжетов фольклорно-мифологического генезиса. Позднее эстафету литературного развития принимают, дескать, жанры, тесно связанные с широкой аудиторией, народной массой, – драма, народный сказ и роман. А как же новеллы Пу Сунлина, которые отнюдь не утратили ведущей роли на рубеже XVII – XVIII веков? Признание заслуг драмы, повести и романа не должно вести к принижению роли новеллы, начальным этапам развития которой посвятила свои исследования К. Голыгина.
Ничего не говорится в монографиях по поводу распространенной гипотезы о ренессансных тенденциях в классической литературе Китая. Недостаточно используются и труды других советских исследователей, хотя библиография, представленная в книге, весьма богата и полна. Но даже при самом придирчивом подходе к работам К. Голыгиной нельзя не заметить, что в целом перед нами серьезные исследования, охватывающие историю китайской новеллы за тысячу с лишним лет и поднимающие все основные вопросы развития жанра.
Переосмысление книжного бизнеса: как Китай изобрел веб-новеллы и экспортирует их на Запад
Редактор отдела переводов
Создав многомиллиардную индустрию веб-литературы, китайские платформы веб-новелл все чаще стремятся продать свои истории и подход к их производству за рубеж.
И это работает. По данным китайской аналитической компании iResearch, в настоящее время китайские веб-новеллы читают около 145 млн человек за пределами Китая. На сегодняшний день это самый успешный пример культурного экспорта 21 века.
Попкорновая литература
Индустрия веб-новелл неуклонно развивается в Китае с 2002 года, с момента основания Qidian, одной из самых первых и крупнейших платформ. То, что было любительским и спонтанным производством китайских веб-новелл, в конечном итоге превратилось в прибыльную индустрию.
Есть две вещи, которыми отличаются китайские веб-новеллы: скорость, с которой пишут авторы, и модель ценообразования. Новеллу можно читать, пока ее еще дописывают. Каждый день поклонники заходят на платформу, находят последнюю главу и платят за нее.
В Китае самые популярные новеллы часто могут достигать 3 млн знаков. Ежедневно писатели публикуют от 3 тыс. до 8 тыс. слов и иногда даже больше, чтобы удовлетворить аппетиты читателей.
Такие произведения, не отличающиеся краткостью ввиду прибыли, представляют собой эквивалент попкорн-муви — незамысловатых фильмов, которые смотрят фоном под закуски. На китайском языке они называются «шуанвэнь», то есть истории, которые вызывают кратковременный выброс дофамина.
Но у них огромная читательская аудитория, которая готова платить. Многие из наиболее популярных историй были адаптированы в телесериалы и фильмы. Самые коммерчески успешные китайские телевизионные шоу последних лет были созданы на основе веб-новелл.
Довольно скоро пришло понимание, что веб-литература может понравиться читателям и за пределами Китая. Примерно в 2016 году появились фан-сайты, где энтузиасты бесплатно переводили китайские романы на английский и русский языки.
«Вначале это казалось немыслимым. В то время трудно было представить, что кто-то будет добровольно переводить китайскую новеллу с миллионами иероглифов», — говорит Цзи Юньфэй, старший преподаватель Университета Сунь Ятсена и один из первых научных сотрудников, исследовавших глобальный охват китайской веб-литературы.
Фантазии на экспорт
Сегодня на смену любительским переводам пришли китайские платформы веб-новелл, которые владеют правами на публикацию и видят в этом потенциал для продажи своих произведений по всему миру.
Для примера возьмем статистику американского App Store. По данным Sensor Tower, из пяти самых прибыльных приложений в категории «Книги» три имеют китайское происхождение. Это Dreame, GoodNovel и Webnovel. Одно китайское издание проанализировало 50 самых прибыльных приложений для книг и обнаружило, что 25 из них были разработаны китайскими компаниями.
Секрет их успеха — китайская бизнес-модель, в которой новеллы можно покупать по главам. Таким образом покупатели постоянно тратят деньги в приложении. Присутствует также элемент геймификации: в приложении можно получать купоны и бесплатные главы. Некоторые приложения ориентированы на определенное сообщество читателей, от любителей триллеров до ЛГБТК+.
Новеллы из приложений представляют собой смесь историй, переведенных с китайского, и текстов, написанных носителями языка. С годами переводческие ресурсы стали одним из узких мест: есть миллионы китайских новелл, которые нужно перевести, но переводчиков гораздо меньше. С 2019 года некоторые компании используют машинный перевод на основе ИИ для ускорения, однако качество результата оставляет желать лучшего.
Фото в тексте: Nikolas Otto / Shutterstock
Многие из этих мобильных платформ поддерживаются известными китайскими компаниями с масштабными амбициями.
Крупные социальные медиаплатформы, большинство из которых недоступны в Китае, стали важным маркетинговым инструментом для привлечения иностранных читателей. Исследование 2021 года показало, что 42,7% зарубежных читателей познакомились с китайскими новеллами через рекламу.
Facebook особенно стремится привлечь китайских рекламодателей. Оно включило Webnovel в число своих успешных кейсов и опубликовало документ на китайском языке, в котором говорится, что платформы могут использовать Facebook в маркетинговых целях.
В январе Дэвид Чен, отраслевой директор Facebook в Большом Китае, сообщил китайским СМИ, что в 2020 году на Facebook рекламировались более 200 китайских приложений для веб-новелл.
Но у нового жанра есть и противники. «Из-за отсутствия редакторского надзора содержание многих веб-новелл вызывает опасения», — говорит Габриэлла Буба, филиппинская писательница из Техаса, которая любит читать веб-литературу.
Привлечение местных писателей
Огромный успех небольшого числа китайских новелл стал большой удачей для платформ, но он непредсказуем его трудно повторить. В Китае эта индустрия строится не только на хороших писателях. Это также тысячи менее талантливых авторов или любителей, которые постоянно публикуют новые произведения, чтобы удержать читателей на платформах.
Чтобы воссоздать эту индустрию за рубежом, китайские платформы начали привлекать писателей из других стран. И у платформ есть большой опыт, накопленный за два десятилетия конкуренции в пределах Китая.
«Мы перешли от продажи контента к продаже бизнес-модели — это естественный переход», — говорит Цзи, старший преподаватель.
Чтобы привлекать и поддерживать писателей, используют проверенные методы — например, новые авторы несколько месяцев получают фиксированную зарплату, пока их аудитория только начинает расти.
Однако дальнейший успех не гарантирован. В июле Amazon запустил Kindle Vella, чья бизнес-модель и жанры новелл очень похожи на китайские аналоги. В последнее время корейские приложения для создания романов и комиксов также заняли лидирующую позицию на рынке, а две крупнейшие корейские цифровые медиакомпании потратили много средств на приобретение американских стартапов по созданию веб-новелл.
Китайские компании имеют значительный опыт на внутреннем рынке, однако им еще не удалось создать всемирно известные культурные сенсации. И у них впереди долгий путь.