И первым, чьи работы были изданы, оказался Лев Николаевич Гумилёв (1912-1992).
Правда, его основополагающий труд «Этногенез и биосфера Земли» (эта его докторская диссертация была депонирована в ГПНТБ на правах рукописи) я прочитал в начале 80-х еще в самиздате. И был уже готов к критическому восприятию исторической информации.
Главный вклад Гумилева: математико-экономические методы проверки исторических хроник.
Быть сыном Анны Ахматовой было нелегко в те годы, и Гумилеву пришлось отсидеть трижды. Но это обеспечило ему обширные этнографические контакты. Заключенные много рассказали о нюансах жизни в степях. Что и побудило заняться исторической связью Степи и Руси.
Методика Гумилева была абсолютно уникальна: он просчитывал урожайность трав, сколько можно было заготовить в разных регионах для прокормки лошадей, сколько продовольствия требуется воинам во время походов, с какой скоростью передвигались обозы и осадные орудия и т.д. и т.п.
И вывод был ошарашивающий: до наполеоновских войн не было никакой возможности обеспечивать поход армии более, чем в 20 тысяч человек.
Выплыл из небытия и другой потрясатель основ: Николай Александрович Морозов (1854-1946).
Опять сиделец: с 1882 по 1913 с небольшим перерывом.
Времена тогда были мягкие: компьютеры в камеры, конечно, не ставили, зато можно было выписать множество литературы.
И изучение этой литературы привело Морозова к парадоксальной идее: история человечества искусственным образом удлинена в прошлое.
В 1924-1932 гг. Морозов издал фундаментальный семитомный труд «Христос» («История человеческой культуры в естественно-научном освещении»).
Лейтмотив: «повторы в истории». Морозов выявил древние тексты, явно описывающие одни и те же события, но датированные разными эпохами. (Впрочем, есть версия, что официальную историю Морозов же и писал. А потому знал, что опровергать.)
Естественно, группа Фоменко пытается выстроить свою «Новую хронологию». Каковы успехи, я не знаю, так как уже лет десять не слежу. Есть замечательный сайт: http://www.chronologia.org/, где в конференции происходят баталии, уже перевалившие за сотню тысяч сообщений.
Понятно, что работы Фоменко вызвали шквал негодования исторического сообщества. Кому понравится, когда твои исторические исследования предлагают выбросить на свалку?! Но разнообразную техническую интеллигенцию сподвигло на самостоятельные исследования. А так как на 17-ти веках окопалась группа Фоменко, то всё внимание было сосредоточено на последних трех веках.
И тут началась настоящая вакханалия!
Оказалось, что если у Фоменко лишь исторические сдвиги и дубликаты, то эти три века фальсифицированы полностью. И поход Наполеона на Москву, и блокада Ленинграда, и атака на нью-йоркские башни-близнецы. Исследователей множество: каждый находит жемчужинку в навозной куче и предъявляет её интернету. Понятно, что фальшивых жемчужинок подавляющее количество: от элементарной безграмотности авторов, до сознательной фальсификации всего направления исследования путем дискредитации тематики в глазах разумных читателей.
Я хочу выделить несколько таких кладоискателей.
1. Алексей Кунгуров:
Ошибок много, концепция далека от здравого смысла, но.
Он собрал представительную коллекцию исторических фальсификаций, задуматься о которых и в голову не приходит.
Интересно создать визуальную матрицу для последующего её транспонирования.
Серия бесед с разнообразными исследователями. Анализ всевозможных фальсификаций. Формально, у руководителя проекта концепция отсутствует, ему просто интересно. Наибольший интерес представляют, конечно, беседы с математической подоплекой. Такие, как «Арифметические загадки Цивилизации» с профессором математики Владимиром Ивановым:
Булгаков. Мастер и маргарита. Глава 24. Излечение Мастера
В спальне Воланда все оказалось, как было до бала. Воланд в сорочке сидел на постели, и только Гелла не растирала ему ногу, а на столе, там, где раньше играли в шахматы, накрывала ужин. Коровьев и Азазелло, сняв фраки, сидели у стола, и рядом с ними, конечно, помещался кот, не пожелавший расстаться со своим галстуком, хоть тот и превратился в совершеннейшую грязную тряпку. Маргарита, шатаясь, подошла к столу и оперлась на него. Тогда Воланд поманил ее, как и тогда, к себе и показал, чтобы она села рядом.
Кот подпрыгнул на стуле от обиды.
Маргарита улыбнулась и сделала попытку отодвинуть от себя стакан.
Воланд молча поднял стакан и чокнулся с Маргаритой. Маргарита покорно выпила, думая, что тут же ей и будет конец от спирта. Но ничего плохого не произошло. Живое тепло потекло по ее животу, что-то мягко стукнуло в затылок, вернулись силы, как будто она встала после долгого освежающего сна, кроме того, почувствовала волчий голод. И при воспоминании о том, что она не ела ничего со вчерашнего утра, он еще более разгорелся. Она стала жадно глотать икру.
Бегемот отрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил, съел и после этого так залихватски тяпнул вторую стопку спирта, что все зааплодировали.
После второй стопки, выпитой Маргаритой, свечи в канделябрах разгорелись поярче, и в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала, кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазывает горчицей устрицу.
— Как же не взволноваться? У меня у самого поджилки затряслись! Бух! Раз! Барон на бок!
— Ну да, ну да. А то ведь дело в том, что этот человек на лестнице. Вот когда мы проходили с Азазелло. И другой у подъезда. Я думаю, что он наблюдал за вашей квартирой.
Нежная Правда в красивых одеждах ходила, Принарядившись для сирых, блаженных, калек, Грубая Ложь эту Правду к себе заманила: Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.
И легковерная Правда спокойно уснула, Слюни пустила и разулыбалась во сне, Хитрая Ложь на себя одеяло стянула, В Правду впилась — и осталась довольна вполне.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью: Баба как баба, и что её ради радеть?! Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, Если, конечно, и ту и другую раздеть.
Выплела ловко из кос золотистые ленты И прихватила одежды, примерив на глаз; Деньги взяла, и часы, и ещё документы, Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась.
Только к утру обнаружила Правда пропажу — И подивилась, себя оглядев делово: Кто-то уже, раздобыв где-то чёрную сажу, Вымазал чистую Правду, а так — ничего.
Правда смеялась, когда в неё камни бросали: «Ложь это всё, и на Лжи одеянье моё…» Двое блаженных калек протокол составляли И обзывали дурными словами её.
Тот протокол заключался обидной тирадой (Кстати, навесили Правде чужие дела): Дескать, какая-то мразь называется Правдой, Ну, а сама пропилась, проспалась догола.
Полная Правда божилась, клялась и рыдала, Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, Грязная Ложь чистокровную лошадь украла — И ускакала на длинных и тонких ногах.
Некий чудак и поныне за Правду воюет, Правда в речах его правды — на ломаный грош: «Чистая Правда со временем восторжествует — Если проделает то же, что явная Ложь!»
Часто, разлив по сту семьдесят граммов на брата, Даже не знаешь, куда на ночлег попадёшь. Могут раздеть — это чистая правда, ребята; Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь. Глядь — на часы твои смотрит коварная Ложь. Глядь — а конём твоим правит коварная Ложь.