комиссарского тела что означает
Расшифровка Вишневский. «Оптимистическая трагедия»
Как писатель с пистолетом сочинил трагедию и почему она осталась единственной в советской литературе
«Рев, подавляющий мощью и скорбью дочеловеческие всплески вод, рождающих первую тварь. И первые стремительные взрывы могучего восторга от прихода жизни, восторга, теснящего дыхание и обжигающего. И первое оцепенение перед первой смертью. История, текущая, как Стикс. Испарение всех тел. Шум человеческих тысячелетий. Тоскливый вопль „зачем“. Неистовые искания ответов».
Этот непривычный по языку и по пафосу для советских годов текст — начало пьесы «Оптимистическая трагедия» советского драматурга Всеволода Вишневского. Это одна из самых известных его пьес, ставшая советской классикой, и вообще один из самых известных советских текстов. В 1963 году по ней был снят знаменитый фильм с Вячеславом Тихоновым.
Но поразительна одна вещь: по большому счету это единственный советский драматический текст, который обозначен как трагедия. Больше в советской культуре известных трагедий нет. И я попытаюсь сейчас рассказать, почему так случилось, почему так сложно было в советской культуре написать трагедию.
Также с точки зрения самоописания интересно письмо, написанное Вишневским Ворошилову, с которым они были знакомы и который был патроном Вишневского. В этом письме Вишневский описывал себя как «военизатора» литературы и театра и отчитывался о том, как идет дело военизации.
Идею написать такую пафосную трагедию Вишневский вынашивал достаточно давно. Вот один из его газетных текстов начала :
«…А в какую можно переделать трагедию вот эти цифры: Россия за три с половиной года войны изготовила и в большей части израсходовала 17 миллионов малых лопат, 6 миллионов больших, 49,6 миллиона пудов колючей проволоки, 167,3 миллиона земляных брустверных мешков, 20,5 — капсюлей, 557 144 полевых телефона, 898 542 версты телефонного кабеля, 4 миллиарда ружейных патронов, 72 742 000 орудийных снарядов».
Это язык военных отчетов, который Вишневский использовал и в котором видел потенциал для настоящей трагедии. Более того, он использовал этот прием в одной из самых знаменитых сцен, которая вышла из-под его пера. В финале пьесы «Последний решительный» старшина, умирая, выхватывает уголь и пишет на стене «162 000 000 минус 27, нижняя черта и 161 999 973» — и умирает. 162 миллиона — это население Советского Союза, минус 27 погибших. То есть это трагизм в цифрах.
Такое обращение к рациональному было не случайно, потому что главный конфликт пьесы «Оптимистическая трагедия» — это конфликт между стихийным и сознательным. Это разделение, которое хорошо осознавали марксистские идеологи. Собственно говоря, вся советская культура была примерно про то, каким образом можно преодолеть стихийное и создать рациональное государство.
Сейчас, когда Советский Союз перестал существовать, курсы диалектического материализма больше ничего не значат, и более того, мы вспоминаем о них как о пустой схоластике. Но в 1930 году вера в то, что марксизм — это настоящая наука, была достаточно сильна. И в этом смысле советское государственное строительство воспринималось как строительство научное. Это был в необычайной степени рациональный проект. Считалось, что марксизм в состоянии рационально объяснить и предсказать историю. Люди, которые выступали против советского проекта, воспринимались едва ли не как мистики, потому что они выступали с непонятными аргументами против рациональной науки.
И Вишневский эту коллизию преобразовывает в сценическое действие. В пьесе «Оптимистическая трагедия» все происходит вокруг экипажа корабля, разрозненной группы на фронтах Гражданской войны. Среди них есть один коммунист, и ему противостоят два сильных персонажа, один из них Вожак — старый, бывалый матрос, который по своей сути анархист. И естественно, в эту команду приезжает комиссар, и уже понятно, что из коллизии «комиссар и Вожак» возникает противостояние. Вожак — это стихийное, а комиссар — это сознательное, даже на уровне слов и языка это понятно.
Вишневский использует очень сильные средства для того, чтобы эмоционально удивить зрителя. В частности, по ходу действия пьесы матросы неоднократно совершают самосуд. Один из них происходит над старушкой, которая пришла на корабль и сказала, что у нее украл кошелек. Тогда команда, не разобравшись, выкинула за борт первого попавшегося матроса, которого посчитали виновным. Потом старушка нашла свой кошелек — и тут же и старушку тоже выкинули. Или в первой редакции пьесы был такой эпизод, который тоже важно представить на советской сцене: один из этих анархиствующих матросов раздевал девушку и заставлял ее ходить строем — он, значит, обучал ее воинскому искусству. Потом, правда, эту сцену убрали, но она тоже в смысле помогает понять интенцию Вишневского.
Наконец, одна из самых известных сцен пьесы, которая уже в позднесоветское время приобрела скорее анекдотическую известность, — это сцена появления комиссара на корабле. Я еще об этом не говорил, но комиссар — это молодая девушка, и вокруг этого тоже крутится сюжет и создается идейно-сексуальное напряжение, потому что с появлением девушки на корабле, естественно, возникает огромное количество скабрезности. В частности, как только она приходит на корабль, матросы делают попытку ее изнасиловать: обступают ее, шутят, пытаются загнать в угол. Комиссар достает револьвер, убивает одного из матросов и дальше произносит знаменитую фразу: «Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела?»
Дальше комиссар, естественно, проводит тонкую психологическую работу: она создает по большому счету коммунистическую ячейку, убеждает сомневающихся матросов-анархистов в правильности коммунистической идеологии, устраивает спонтанную интригу против Вожака, и Вожака в итоге расстреливают.
Одна из показательных сцен — это сцена, когда среди связанных матросов ходит священник. Он, соответственно, пришел от белых и предлагает всем матросам прочитать «Отче наш». Комиссар вступает с ним в диалог и склоняет матросов, естественно, принести присягу революции. И таким образом, перед смертью вместо чтения «Отче наш» матросы присягают на верность Октябрьской революции и дальше отправляются на казнь.
И дальше, после того как матросы погибают, на их место выходит новый полк. Сценически на место хора, который аккомпанировал действию в пьесе, поднимается новый хор, и таким образом на смену умершим матросам приходят другие. И в этом, с одной стороны, был трагизм, а с другой стороны, должен был возникнуть оптимизм.
Постепенно все пьесы на современном материале, то есть на материале годов, вырождались в спор хорошего с лучшим, и потенция для настоящей трагедии пропадала. В этом смысле показательно, что сам Всеволод Вишневский, который после «Оптимистической трагедии» прожил еще 20 лет, так и не смог отойти от темы Гражданской войны и революции. Его последующие самые известные работы — это сценарий к кинофильму «Мы из Кронштадта» и пьеса «Незабываемый 1919-й».
Комиссарское тело
Лариса Рейснер Интернет
Словосочетание «Комиссарское тело» стало гулять в российском фольклоре после того, как в 1932 году на сцене одного их московских театров была поставлена пьеса В.Вишневского «Оптимистическая трагедия». Напомню этот эпизод.
В отряд анархистов, бывший экипаж миноносца,который возглавляет матрос по кличке «Вожак» назначена женщина-комиссар. Ей поручено переформировать отряд в Первый матросский полк. Единственный оставшийся на корабле офицер должен стать его командиром и вместе с комиссаром повести полк на фронт.
Из многочисленных женщин, участвовавших в российских революциях, в народной памяти сохранились немногие. По большей части лишь те, кто в ней сгорел. Но что странно, почти все они принадлежали к правящим классам. Именно против них, в сущности, и была направлена революция. Назову некоторых из них:
Они хорошо известны всем, кто интересовался этими женщинами. А вот о Ларисе Рейснер сегодня почти забыли. Хотя в своё время её слава и популярность ничуть не уступала трём предыдущим героиням революции и гражданской войны.
Рейснер часто называли женщиной-мифом и даже «валькирией революции». Яркая 30-летняя жизнь Ларисы Михайловны Рейснер притягивала внимание многих людей. Легенды о ней рождались ещё при её жизни. А уж после смерти они обрасли такими подробностями, былями и небылицами, что однозначно воспринимать личность этой неординарной женщины стало почти невозможно.
Она воевала в Гражданскую войну на Волге вместе с Всеволодом Вишневским, который сделал ее основным прототипом комиссара в пьесе «Оптимистическая трагедия». Юность комиссара тесно переплетена с событиями «серебряного века» русской культуры. Последние годы жизни Ларисы Рейснер связаны с Афганистаном, Германией, Уралом, и даже с Донбассом и шахтёрами.
Ларисе Рейснер посвящали свои стихи Мандельштам и Пастернак, а пьеса Вишневского «Оптимистическая рагедия» стала классикой советской драматургии. Лариса, бесспорно, была от рождения наделена множеством талантов, но одновремено и массой причуд. В Красной Армии её знали как легендарную разведчицу. Своим роскошным телом она кормила вшей в степях Поволжья.
Лариса Михайловна Рейснер родилась 1 мая 1895 года в Люблине (Польша) в семье профессора права Михаила Рейснера. Её отец Михаил Александрович происходил из семьи крещеных евреев. Впрочем, существует и другая версия происхождения этого старинного рода. В 1905 году Рейснеры переехали в Петербург.
Семья Рейснеров жила в шикарном особняке на Петербургской стороне. Лариса окончила гимназию с золотой медалью. Поступила одновременно в два ВУЗа: Психоневрологический институт и вольнослушательницей в петербургский университет.
Именно там её отец, профессор Рейснер, читал курс политических наук. В отличие от других профессоров и преподавателей он не скрывал своих социал-демократических взглядов. Более того, даже читал лекции для рабочих, и сочинял политические сатиры, которые пользовались в народе немалым успехом.
Однако в биографии профессора присутствовала одна странность, не прояснённая до сих пор. По крайней мере, таких материалов я не нашёл. Дело в том, что докторская диссертация профессора называлась для вольнодумца довольно неожиданно: «О Божественном происхождении царской власти». Так что определённо сказать не могу, кем являлся Михаил Александрович в рабочем движении: убежденным революционером или завербованным провокатором.
Собственно, всё, как и в наши времена российской действительности, когда секретари ЦК и обкомов в один день превращались в демократических лидеров, и будущих олигархов, а профессора научного коммунизма становились политтехнологами политических партий.
Правда, в те годы такие резкие метаморфозы, по наивности, считались позорным оппортунизмом и даже вызывали подозрения в предательстве. Но профессор Рейснер таких мук совести никогда не испытывал. Просто он следовал знаменитой сентенции средневекового итальянского мыслителя Никколо Макиавелли, гласящей, что цель оправдывает средства. Так что Ларисе было что перенять и от своего отца тоже.
И всё-таки от отца с матерью она переняла не только пороки, но и потрясающую женскую красоту и обаяние. Вот как поэтично вспоминает о Ларисе Рейснер друг её юности Вадим Андреев:
«У неё были темные волосы, закрученные раковинами на ушах, серо-зеленые огромные глаза, белые прозрачные руки. Меня особенно поражали её руки, легкие, белыми бабочками взлетавшие к волосам. Когда она проходила по улицам, ни один мужчина не мог пройти мимо и не посмотреть ей вслед»
Знающие люди говорят, что красота для женщины – это очень много. А вот Ларисе её было мало. Она хотела стать поэтом. Серебряный век был в разгаре. Стихи и любовь, любовь и стихи тогда это являлось главным для молодёжи. Это правда, за барышней Ларисой Рейснер часто ухаживали. А вот над её стихами не реже подшучивали, и даже подсмеивались.
Богатые интеллигентные барышни боготворили его. А вот бравый гусар не обращал на них абсолютно никакого внимания. Первый поэт России ещё состоял в браке с первой поэтессой империи – красавицей Анной Ахматовой. Хотя в то время в среде поэтического бомонда брак не считался серьёзным препятствием. Разве что, небольшим неудобством.
Лариса читала в «Приюте» свои стихи. Гумилев всегда молча слушал. Потом он даже признавался: «Красивая девушка, но совершенно бездарная». Но однажды после выступления Николай к ней подошел, и попросил разрешения проводить. И в тот же вечер стал ее первым мужчиной.
Кто-то из общих друзей пошутил, что это знаменательное свидание произошло в борделе на Гороховой. Гумилев пришел туда «со своим самоваром», где и распечатал его. Впрочем, существует и другая информация, будто бы, Гумилев предлагал жениться на Ларисе, но та отказалась, и даже заявила, что очень любит Анну Андреевну и не посмеет сделать ей такую пакость. Теперь уже трудно сказать, насколько эти слова соответствуют действительности.
Что точно известно, роман Рейснер с Гумилевым продолжался почти весь 1916 год. Влюбленные обменивались пылкими письмами, которые после их смерти были опубликованы. Свои послания с фронта и обращенные к Ларисе стихи Гумилев подписывал «Гафиз», Рейснер он называл «Лери».
В одном из писем Николай Гумилёв позвал Ларису на Мадагаскар. Вот как проникновенно он написал: «…в какой-нибудь теплый вечер, вечер гудящих жуков и загорающихся звезд, где-нибудь у источников в чаще красных гвоздик и палисандровых деревьев, Вы мне расскажете такие чудесные вещи, о которых я смутно догадывался в мои лучшие минуты..»
В последнем письме к Гумилеву Лариса назвала странное чувство, которое почти год их связывало, не любовью, а страстью на неё похожею. Но вряд ли она написала правду. Её современники вспоминали, что после трагической смерти Гумилёва Лариса нередко высказывалась о нём с ожесточением и даже ненавистью.
Однако когда, будучи уже при славе, почете и власти, женой советского посла в Кабуле, она получила известие о расстреле Гумилева в Петрограде, Лариса зарыдала, как простая баба.
Уже много позже в письме матери она написала: «Никого я не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, моего вечно любимого поэта Гафиза, урода и мерзавца». А к тому времени ей уже было, с кем его сравнивать. Лариса жила быстро.
Работодатели малость удивились тому, как Лариса видела должность секретаря, но её приняли. А вскоре все эти ее качества нашли применение. Вот как писатель Лев Никулин позже описал встречу с Ларисой летом 1918 года в Москве в гостинице «Красный флот».
Судя по всему, карьерный и жизненный взлет революционной красавицы начался с того, что ей удалось проникнуть в купе поезда наркома обороны Льва Троцкого. Основатель Красной Армии руководил войсками, разъезжая по стране, изрезанной фронтами, в бронированном поезде под охраной революционных матросов.
Лариса упросила его взять ее с собой в поездку на Восточный фронт. Вообще-то большинство историков не верят, что обошлось без секса. Трибун революции молоденьких, и красивых девушек не пропускал. Даже в изгнании.
Он, под стать супруге, тоже был личностью неординарной. Раскольников, как и Лариса, стал прототипом героя советской драматургической классики. Только не русской, а украинской. Это «Гибель эскадры» Александра Корнейчука. Именно он явился посланцем Ленина, организовавшим затопление Черноморского флота, дабы он не достался немцам, как того требовали кабальные условия Брестского мира.
Ходили слухи, что Раскольников был влюблен в Александру Коллонтай. Она была единственной женщиной в большевистском правительстве. Впоследствии стала первым советским женщиной-послом. Но для нее Раскольников, видимо, не являлся настоящим пролетарием. Ещё бы: внебрачный сын протоирея, умел хорошо писать, даже окончил несколько курсов политехнического института.
Ему Коллонтай предпочла матроса-богатыря Дыбенко, бывшего грузчика Рижского порта, дезертира и хулиганистого бузотера. Он тоже совершил немало «подвигов» во имя пролетарской революции. Вероятно именно за эти «подвиги» и личную преданность Владимир Ильич и назначил его наркомом флота.
А надо сказать, что именно Коллонтай и Дыбенко заключили первый советский гражданский брак. Их бесчисленные сексуальные приключения на стороне были любимой темой сплетен советского руководства. Даже Ленин однажды пошутил по их поводу.
На каком-то не очень открытом заседании он высказался следующим образом: «…самым страшным наказанием для революционной четы было бы партийное постановление о сохранении ими супружеской верности хотя бы на год».
Когда он стал командиром Волжско-Каспийской флотилией, то тут же назначил своего тестя начальником политотдела, а вот культурно-просветительный отдел вручил жене. И это назначение явилось для Ларисы звездным часом.
Нарядившись в кожаную куртку и взяв в руки парабеллум, Рейснер быстро превратилась в символ революции. Она участвует в боях, поражая мужчин своей неутомимостью, выдержкой и бесстрашием. Она, как все, страдала от голода и вшей, заболела лихорадкой, от которой мучалась до самой смерти.
Вместе с флотилией Лариса Рейснер прошла с боями от Казани до персидской границы. Однажды она даже попала в плен к белякам. Благодаря красоте и своим не очень строгим моральным принципам выбиралась из него. Правда, не могу утверждать, что с честью.
Революционные матросы смотрели на нее, как на чудо. Где-то среди этой матроской вольницы и увидел ее будущий драматург Вишневский. А уже спустя много лет буквально списал с неё портрет женщины-комиссара в пьесе «Оптимистическая трагедия»
Впрочем, Лариса и сама неплохо писала. Её очерки, сделанные по свежим впечатлениям от боевых будней, составили впоследствии книгу «Фронт» Она принесла ей громкую славу в лоне советской журналистики.
И тут следует сказать, что в начале 20-х годов имя Ларисы Рейснер гремело на всю страну. Я бы даже сказал, что оно было не менее популярно, чем имя поэта Михаила Кольцова впоследствии основателя журналов «Огонёк», «Крокодил» и главного редактора «Известий»
На пути следования красной флотилии попадалось множество брошенных помещичьих имений. На жаргоне большевиков – «ничьих». Разумеется там было что взять. Во что нарядиться и чем украситься. И Лариса эти возможности не упустила.
Она облачалась в роскошные наряды. Вообще, ее гардероб был огромен – в пол корабля. Безымянный палец Ларисиной левой руки всегда украшало платиновое кольцо с огромным бриллиантом в несколько карат. То была незабываемая память о временах, когда она занимала пост члена ревкомиссии по учету и охране сокровищ Эрмитажа и других Петроградских музеев.
Но что странно, в это бурное и опасное революционно время Лариса Рейснер ещё больше прежнего пристрастилась к роскоши и барским забавам. Она плавает на бывшей царской яхте.
По-хозяйски со знанием дела располагаясь в покоях императрицы. А, узнав из рассказов команды, что императрица однажды начертала бриллиантом свое имя на оконном стекле кают-компании, тотчас же повторила нехитрый приём – на том же стекле изобразила собственное имя.
После удачного похода по Волге Реввоенсовет и правительство наградило Раскольников вторым орденом Красного Знамени. Его назначают командующим Балтийским флотом. Не забыли и Ларису. Она стала комиссаром Балтфлота.
Теперь бы сказали: звёздная семья. Но то были не какие-то там сегодняшние банальные попсовые «звёздочки», а огромные звёзды первой величины. Под их началом, можно сказать во владении, находился весь огромный российский флот на Балтийском море и в его окрестностях.
И Лариса не преминула сполна воспользоваться уникальной возможностью, которую предоставил ей Октябрьский большевистский переворот. Или, если хотите – революция. В их квартире в Адмиралтействе она оборудует себе удивительный будуар в восточном стиле. Очень, кстати, при этом оказались военные трофеи боевого похода по матушке-Волге и её берегам.
Сохранились письменные свидетельства этой уникальной экзотики. Стены комнат были обтянуты невиданной красоты китайским шёлком. По всем углам были расставлены большие медные Будды. При свете свечей, электричество не всегда бывало, восточные божки излучали лихорадочный блеск, пугая гостей.
Именно здесь Лариса, облачаясь в сказочный, невиданной роскоши пеньюар, прошитый золотыми нитями и украшенный драгоценными каменьями, принимала своих гостей.
А вот ещё один, отвратительный по своему цинизму, факт. Зимой самого голодного в революционной истории Петрограда 1920 года, когда на улицах от голода буквально умирали люди, сумасбродная Лариса устраивает в Адмиралтействе приемы, куда приглашает своих старых приятелей по бомонду.
А вот ещё кое-что из того же жанра. Как-то на бале-маскараде в Доме искусств Лариса Рейснер появилась в уникальном платье работы очень известного тогда художника Бакста. Эта его уникальная модель, являлась подлинной театральной драгоценностью. Можно даже сказать – эквивалентным золотому запасу Республики.
Ну и, пожалуй, закончу таким фактом: в личном распоряжении Ларисы Михайловны находился огромный коричневый автомобиль Морского штаба. По тем временам вещь тоже невероятно дорогая и единственная на всю необъятную порушенную Российскую империю.
В конце все того же 1920 года «мятежная чета» переехала в Mоскву. И тут Лариса сразу же попадает в объятия бомонда того времени. Осип Мандельштам, несколько раз навестил их в новой квартире. Много позже он с удивлением вспоминал, что Раскольников с Ларисой жили в голодной Москве с невероятной роскошью: огромный особняк, слуги, великолепно сервированный стол.
Короче, почти по-царски. Когда Осип заикаясь спросил у Ларисы, мол, а как же с пролетарской революцией, красавица-комиссар с большой долей цинизма ответила: «так это же её плоды!» Вот именно этим своим поведением они резко отличались от большевиков старого поколения, надолго сохранявших скромные привычки.
Своему образу жизни Лариса с мужем нашли соответствующее оправдание. Звучало оно примерно так: «Мы строим новое государство, мы нужны, наша деятельность созидательная, а поэтому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти»
Борис Пастернак, впервые встретившись с Рейснер, был поражен ее красотой и интеллектом. Он моментально в неё влюбился. Вот что написал Пастернак в своих мемуарах: «. с этой женщиной – небесным созданием, среди свирепой неотёсанной матросни мы в два голоса читали наизусть друг другу любимого Рильке»
Вот в Москве-то Ларису и закружило по-настоящему. Она с шумом и грохотом врывается в московский бомонд. Ведет бурную светскую жизнь, общается с великими поэтами не то что на равных. Нет, нет. Теперь не они смотрят на нее сверху вниз, а она сама им старший друг и покровитель.
Помимо безумного загула Лариса в этот период совершает и несколько благородных деяний. К примеру, материально помогает Ахматовой. Заступается перед Дзержинским за Мандельштама. Практически спасает ему жизнь.
Чекисты по приказу «железного Феликса» постоянно третировали поэта, доводя его буквально до психоза. Правда, одновременно Лариса пошло подтрунивает над Маяковским, по-мальчишески влюбленным в Лилю Брик.
Её одолевают бредовые идеи. Одной из них она однажды поделилась с Мандельштамом:«Надо создать тип женщины русской революции. Французская революция свой тип создала. Надо и нам потрудиться».
При этом разговоре присутствовала жена поэта. Поначалу она поняла фразу Ларисы так, что, вроде бы, речь идет о литературном образе новой советской женщины» Однако «красная барышня» имела виду совсем другое: «. это светская дама, комиссар богемы, воительница… » А вскоре Ларисе Рейснер предстояло стать еще и первой советской дамой за рубежом. Если точнее, в дипломатической мисси столицы Афганистана Кабуле.
И тут самый раз заметить, что у Ларисиного супруга Раскольникова, в отличие от жены, дела шли очень неважно. Вверенный ему флот разлагался. В конце концов, героя Каспия отстранили от командования. А уже через месяц в Кронштадте вспыхнул матросский мятеж.
И какой же большевик мог бы тогда подумать об этом?! Мятеж, да ещё с таким лозунгом: «За Советы без коммунистов, за свободу без большевиков». «Ага, сейчас получите!» Так уже подумали сами большевики и коммунисты.
И что называется, врезали на всю катушку. Мятеж был подавлен с беспрецедентной даже для большевиков жестокостью. Уже много позже замечательный поэт Э.Багрицкий напишет поэму «Смерть пионерки», где появится такая строфа:
Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед.
Между прочем, во многих местах лёд растаял от горячей крови бунтовщиков.
Однако Ленинская верхушка по неизвестной мне причине «Красную Барыню» в упор не увидела. Отдуваться перед ЦК пришлось супругу, Федору Раскольникову, «красному мичману» на адмиральской должности. И его таки наказали.
Я бы сказал, так же, как и подавили бунт, т.е. беспрецедентно. Но исключительно в том смысле, что к нему первому в истории советской власти применили, ставшую в будущем в партийной элите столь почетную ссылку. Его отправили послом за границу. По-существу, Раскольников стал первым советским послом за рубежом.
Первым государством, установившим дипломатические отношения с Советской Россией, как раз и был Афганистан. Туда и послали проштрафившегося командующего флотом. В 1971 году режиссер Л. Квинихидзе снял остросюжетный двухсерийный фильм «Миссия в Кабуле». Но о Раскольникове в нём – ни слова.
И не удивительно. К тому времени иначе как предателем-невозвращенцем его в СССР уже не называли. Ну, а к тому же он был автором разоблачительного открытого «Письма к тов. Сталину», наделавшего ужасный переполох в Стране Советов. 1920 год стал прорывом международного бойкота, дебютом советской дипломатии за рубежом.
И что немаловажно в ту пору – прорыв в странах полного британского влияния. Миссия состояла всего из 32 человек: полпреда, его верных революционных матросов, ничего не смыслившие в дипломатии, охраны, жены Ларисы и ее брата Игоря.
Ларисе Рейснер первой в советской истории пришлось осваивать роль жены советского посла. И надо отдать ей должное, она великолепно справилась с этой непростой задачей. Когда афганцы в первый раз увидели чернобровую красавицу с открытым чистым лицом, да ещё на горячем афганском скакуне, они буквально остолбенели.
Ларису очень быстро и с охотой начали принимали на женской половине дворца эмира Амануллы-хана. А мать эмира относилась к ней как к дочери. Ну, а когда красные дипломаты еще и передали эмиру сведения о якобы готовящемся против него заговоре, как теперь известно, придуманного, Аманулл-хан вообще проникся к русским необыкновенным доверием и любовью.
Настолько, что издал указ с требованием ко всем афганцам, состоявшим в бандах басмачей в советском Туркестане, вернуться домой. Хан, как мог, перекрывал каналы поддержки из Афганистана движения басмачей.
Англичане негодовали. Категорически потребовали от Москвы отозвать не в меру активную посольскую чету. Впрочем, Раскольников и Рейснер и сами этому были бы только рады. Они изнывали в пыльном Кабуле от безделья, оторванности от главных событий, происходящих на родине. Федор, и Лариса, каждый самостоятельно, писали слезные письма наркому иностранных дел, «дорогому Льву Давыдовичу» Троцкому с просьбами вернуть их Москву.
Тем не менее надежды посла не оправдались. Очень скоро вместо добрых вестей Раскольников получил от жены письмо с требованием развода. Он недоумевал, уговаривал, грозил. В конце концов впал в депрессию. Но всё было напрасно. Лариса упорно стояла на своем. При этом ничего не объясняла.
Причина столь радикального поступка Ларисы обнаружилась только спустя много лет. Разумеется, что для вызволения мужа из афганской ссылки, Ларисе пришлось встречаться со многими высокопоставленными и компетентными друзьями. Вот в процессе общения с ними она и узнала о роли своего супруга в аресте и смертном приговоре Николая Гумелёва.
Раскольников открыто ненавидел, как он выражался, «гнусную гумилёвщину». Супруг никогда не забывал любовь своей Ларисы к этому буржуазному извращенцу. Лариса тоже ничего не забыла из проделок мужа. А узнав страшную для неё новость, простить его уже не смогла. Тем более что-то там объяснять.
Открытое сочувствие к расстрелянному контрреволюционеру, месть за него даже ей не простились бы. Времена уже были очень непростые, а наступали и вовсе суровые.
Однако «красная барыня» к этому времени уже хорошо владела искусством лечиться от душевных травм. Да, да, Вы догадались, в её жизни появился новый мужчина. Это был Карл Радек. Блестящий, журналист, острослов, автор многих анекдотов первых лет Советской власти. Но одновременно, опытный политик и непревзойденный ловелас.
Несмотря на неказистую, даже уродливую внешность, горб и малый рост, он пользовался фантастическим успехом у женщин. Он в момент убалтывал любую красавицу, к тому же обладал и другими ценными в любви данными. Как вспоминали друзья и приятели Радека, многие женщины, побывавшие в его руках, часто повторяли интимные встречи.
Радек был женат. На первые свидания к Рейснер даже ходил с дочкой Соней. Изображал примерного семьянина. Хотя тайны из их отношений никто не делал. В общем, Лариса стала, как бы, второй, невенчанной, но любимой, женой. Денег у влюблённой пары не было. Ну, а «красная барыня» без денег – нонсенс.
И тогда по предложению ЦК большевиков Карла Радека с его любимой подругой направили поднимать революцию в Германии. Они мужественно сражались на баррикадах в Гамбурге. Однако восстание жестоко подавили. Радек, которому советское руководство поручило очередной этап мировой революции, впал в немилость.
У Ларисы тоже любовь иссякла. Она открыто заявила ему, что хотела бы иметь ребенка. Выдающегося, как она сама. Разумеется не от Радека, а, как минимум, от Троцкого. Не поверите, но преданный большевик Радек, как это ни странно звучит, дословно передал это предложение своему кумиру, Льву Давыдовичу. Сексуальная раскрепощённость тех времен не имела пределов.
Вот как писатель Варлам Шаламов написал об этом: «Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, тридцати лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер действительно умерла.
Я видел ее несколько раз в редакциях журналов, на улицах, на литературных диспутах. Гроб стоял в доме печати на Никитском бульваре. Весь двор был забит народом: военными, дипломатами, писателями. Вынесли гроб, и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы. За гробом вели под руки Карла Радека»
Как я присматривался к материалам!
Валились зимы кучей, шли дожди,
Запахивались вьюги одеялом
С грудными городами на груди:
Осмотришься, какой из нас не свалян
Из хлопьев и из недомолвок мглы?
Нас воспитала красота развалин,
Лишь ты превыше всякой похвалы.
Лишь ты, на славу сбитая боями,
Вся сжатым залпом прелести рвалась.
Не ведай жизнь, что значит обаянье,
Ты ей прямой ответ не в бровь, а в глаз: