комплиментарное интервью что это

«Комплиментарный» — это какой? А слово «комплементарный» существует?

Грамотность на «Меле»

В последнее время прилагательное «комплиментарный» всё чаще и чаще мелькает в повседневной речи (и в постах популярных блогеров). Разбираемся, что оно означает и почему его ни в коем случае нельзя путать с другим словом — «комплементарный» (да, такое тоже есть!).

комплиментарное интервью что это. Смотреть фото комплиментарное интервью что это. Смотреть картинку комплиментарное интервью что это. Картинка про комплиментарное интервью что это. Фото комплиментарное интервью что это

На самом деле, объяснить происхождение прилагательного довольно просто: достаточно вспомнить существительное «комплимент».

«Комплиментарный» (от франц. compliment) значит представляющий собой комплимент, содержащий похвалу: «комплиментарный отзыв», «комплиментарная оценка». Часто прилагательное употребляют с неодобрительным оттенком, например когда говорят, что кто-то делится только комплиментарными статьями о себе или воспринимает только комплиментарную критику.

Это ещё не всё. Важно не попасть в ловушку и не спутать прилагательное с другим, очень похожим, — «комплементарный» (от латинского complementum — «дополнение»), которое происходит от биологического термина и означает «взаимосвязанный с чем-либо», «дополнительный».

Есть мнение, что угощение от шеф-повара тоже зовётся «комплементом» — как дополнение к заказу. Но словари пока не фиксируют существительное в этом значении, так что в таком случае лучше не рисковать и использовать синонимы.

Ещё больше весёлых и полезных карточек о русском языке — в «Грамотности» на «Меле»» во «ВКонтакте». Подписывайтесь, чтобы всегда говорить и писать правильно!

Источник

Публикации

Также по теме

Мысль о том, что в политике непременно следует опираться на какую-либо силу, иначе получишь удары со всех сторон, в последние 14 лет – не самая популярная в структуре высшей власти Армении. Из трех президентов, возглавлявших республику в период независимости, пожалуй, только Левон Тер-Петросян долгое время придерживался норм политического традиционализма, в его случае – жестких принципов «дикого» либерализма во внутриполитической жизни и изначально прозападного выбора в сфере внешней политики (несколько подкорректированного впоследствии волею суровых обстоятельств). Однако после потери власти, ухода в оппозицию и серии неудач на выборах разных уровней Тер-Петросян вдруг осознал ошибочность своего курса и пополнил ряды «конструктивных деятелей», всерьез разозлив многих своих радикально настроенных сторонников. Ныне первый президент Третьей республики все чаще и чаще выступает с резкой критикой Запада, обвиняя его в лицемерии и двойных стандартах, и небезуспешно пытается наладить сотрудничество с ведущими пророссийскими силами Армении.

Время покажет, насколько искренен Левон Акопович в переосмыслении собственных воззрений, и каковы настоящие причины его политического перерождения. Злые языки в Ереване поговаривают, что неожиданное русофильство бывшего либерала № 1 – не более чем тактический ход неармянских центров стратегического планирования, осуществленный с целью раскола пророссийских сил и скрытой поддержки нынешнего руководства РА, ведущего неафишируемый прозападный курс с активно выпячиваемым прорусским «интерфейсом». По другой версии, Левон Тер-Петросян действительно жестоко разочаровался в Западе, который использовал его всего лишь для корректировки некоторых позиций Сержа Саргсяна и предал свою традиционную креатуру, сделав окончательный выбор в пользу нынешнего президента Армении. Атлантические стратеги, дескать, не усмотрели большой разницы в убеждениях Тер-Петросяна и Саргсяна, посему благоразумно сделали ставку на действующего президента с его административным ресурсом, а не на его стареющего предшественника, отличающегося к тому же неудобной принципиальностью во многих вопросах. Все эти трудноразличимые тонкости внутриполитической ситуации, связанные с президентскими выборами в РА, которые пройдут в феврале 2013 года, вскоре проявятся более отчетливо, причем в самые ближайшие дни, когда наступит время политических четкостей и самоопределений в формировании или торпедировании предвыборных блоков. Без особых внешних воздействий «мухи» в этот период, как это не раз бывало в Армении, сами покинут уже ненужные «котлеты»

С 1998 года, то есть с приходом к власти второго президента РА – Роберта Кочаряна, Ереван отказался от четкого позиционирования во внешней политике, вооружившись весьма любопытной стратегией так называемого «комплементаризма» – то есть равноудаленности от всех мировых центров силы или, скорее, равноприближенности к ним. В чем же сущность нового курса и что такое «комплементаризм»? Большинство экспертов и представителей СМИ до сих пор путает понятия «комплементаризма» и «комплиментарности», ошибочно усматривая в «армянской» внешнеполитической новации склонность к «комплиментам» в адрес всех сторон.

В русском языке существуют оба слова – и «комплиментарный», и «комплементарный». Первое – с буквой «и» – известно больше. Второе – с «е» – знают не все. «Комплиментарный» – от слова «комплимент»: приятные, любезные слова, хвала, лестный отзыв. Русское «комплимент» происходит от германского кompliment, которое, в свою очередь, произошло от французского compliment. Соответственно, «комплиментарный» – это попросту являющийся комплиментом, содержащий комплименты.

Совсем другое дело «комплемент», происходящий опять-таки от германского слова кomplement. По мнению специалистов, в немецкий язык оно пришло из французского, а туда – из латыни. Латинское complementum означает дополнение. Комплемент – это специальный термин в химии и физиологии, обозначающий белковое вещество, которое содержится в сыворотке крови. К приятным словам, то есть к комплиментам, этот термин никакого отношения не имеет.

Система комплемента – это комплекс сложных белков, постоянно присутствующих в крови. Речь о каскадной системе ферментов, предназначенной для защиты организма от действия чужеродных агентов, она участвует в реализации иммунного ответа организма. Комплемент является важным компонентом как врождённого, так и приобретённого иммунитета. В конце XIX столетия было установлено, что сыворотка крови содержит некий «фактор», обладающий бактерицидными свойствами. В 1896 г. молодой бельгийский ученый Жюль Борде, работавший в Институте Пастера в Париже, показал, что в сыворотке имеются два разных вещества, совместное действие которых приводит к лизису бактерий (то есть, к их распаду, нейтрализации – С.Т.): это термостабильный фактор и термолабильный (теряющий свои свойства при нагревании сыворотки).

Термостабильный фактор может действовать только против определенных микроорганизмов, в то время как термолабильный имеет неспецифическую антибактериальную активность. Термолабильный фактор позднее был назван «комплементом» – этот термин ввел Пауль Эрлих в конце 1890-х годов. Согласно его теории, клетки, ответственные за иммунные реакции, имеют на поверхности рецепторы, которые служат для распознавания антигенов. Эти рецепторы сейчас называют «антителами». Рецепторы связываются с определенным антигеном, а также с термолабильным антибактериальным компонентом сыворотки крови. Эрлих назвал термолабильный фактор «комплементом» потому, что этот компонент крови «служит дополнением» к клеткам иммунной системы.

И самое интересное: по убеждению ученых мужей, система комплемента может быть очень опасной для тканей хозяина, поэтому ее активация должна хорошо регулироваться. Большинство компонентов активно только в составе комплекса, при этом их активные формы способны существовать очень короткое время. Если в течение этого времени они не встретятся со следующим компонентом комплекса, то активные формы теряют связь с комплексом и становятся неактивными. То есть, даже в науке комплементарность – явление очень скользкое, очень часто – недолговечное.

Столь подробное описание чисто научного термина «комплементаризм» необходимо для лучшего понимания того внешнеполитического курса, которым вооружилось руководство Армении – как при Роберте Кочаряне, так и сегодня, при Серже Саргсяне. Этот курс совпал по времени с усилением России, которая хоть и медленно, но возрождалась после тяжелого горбачевско-ельцинского «погрома», за чем с тревогой следили и следят все не заинтересованные в этом процессе центры. Целая россыпь либерально-прозападных режимов, установившихся в постсоветских странах после дезинтеграции СССР, по-разному среагировала на реалии российского ренессанса: кто ужесточил позиции против явно усиливающейся Москвы (Прибалтика, Грузия, Узбекистан), кто мимикрировал под «равноудаленность», исходя из географического положения страны и личной ценностной системы (все остальные республики СССР, за исключением, пожалуй, Беларуси, хотя и здесь не все однозначно).

Несмотря на ориентированность собственных экономик преимущественно на российский рынок (опыт последних 20 лет показывает, что западным партнерам продукция из постсоветских стран, даже союзной Грузии, не нужна – свою девать некуда), несмотря на льготную экономическую политику Москвы по отношению к государствам СНГ и многомиллиардные трансферты из России, где трудятся миллионы граждан Содружества, Грузии, Узбекистана, Прибалтики и т.д., правящие режимы в странах и первого, и второго блоков, как правило, встречают в штыки почти любую интеграционную модель, исходящую от РФ. Благосклонно воспринимаются только те объединительные российские схемы, которые не нарушают систему военно-политических отношений этих государств с «коллективным Западом». Примечательно, что до последней поры такое положение дел не вызывало особых нареканий и сильного противодействия Москвы. Это беспрецедентное по своей сути явление, наверное, когда-нибудь удостоится отдельного исследования заинтересованных российских центров, поскольку удивляет оно потихоньку угасающие пророссийские силы уже всех республик бывшего СССР – как говорится, до самых до окраин. Корни «комплементаризма» и прочих разновекторных игрищ на постсоветском пространстве следует искать не только в бывших комсомольцах и коммунистах – ныне президентах некоторых стран, переориентировавшихся на Запад, но и в малопонятной нерешительности Москвы, не использующей весь потенциал своего влияния даже на приграничные государства. Бывшие комсомольцы, коммунисты и выпускники разных московских вузов, возглавляющие сегодня многие из указанных государств, видят эту нерешительность и делают соответствующие выводы – со всеми вытекающими отсюда для РФ грустными последствиями.

По этой или по другим причинам современная Армения относится ко второй группе постсоветских государств. Свою подчеркнутую разновекторность во внешней политике Ереван объясняет неурегулированностью судьбоносного карабахского конфликта, наличием многомиллионной диаспоры на Западе и сложностью географического положения республики, в первую очередь, – ее отрезанностью от российского союзника. На востоке и западе Армения граничит с откровенно враждебными странами – Азербайджаном и Турцией, ведущими с ней настоящую войну, на севере – с непредсказуемой и нестабильной Грузией, мало чем отличающейся от первых двух государств. Остается иранская «отдушина» на юге. Исламской Республике Ереван действительно обязан многим – от активной экономической помощи в мрачные 90-ые г.г., продолжающейся до нынешних пор, до дипломатического содействия во многих международных структурах. Но Тегеран, по большому счету, сам нуждается в деблокировании коммуникаций и выходе из полуизолированного состояния, посему его партнерство с РА не может дать того эффекта, на который рассчитывает армянская сторона.

Несмотря на логичность перечисленных факторов, подтверждающих ненадуманность действительно тяжелейшей ситуации, в которой оказалась Армения, второй президент республики – Роберт Кочарян, при всей противоречивости и неоднозначности своей персоны, худо-бедно соблюдал баланс интересов мировых центров силы. Время от времени он, конечно, удостаивался весьма чувствительных информационно-психологических ударов США за чересчур сильный пророссийский крен в комплементарном внешнеполитическом курсе РА, но в целом ему удавалось не вызывать заметных негативных страстей в трех самых влиятельных столицах мира. С его легкой руки в Ереване открывались то информационные центры НАТО, то площади Франции, то прочие символические атрибуты, свидетельствующие обо всем богатстве геополитических красок его несомненно комплементарной души. Язвительные напоминания оппозиционных СМИ об островах, особняках и бизнес-интересах Роберта Седраковича на «западных и северных широтах», дающих вполне «материальное» объяснение разновекторной политики второго президента РА, лишь дополняют общую картину.

По мнению большинства ереванских наблюдателей, с приходом к власти Сержа Саргсяна внешнеполитическую доктрину республики вновь стало «штормить», накренив армянское «судно» на сей раз уже в западную сторону. Этот факт время от времени констатируют СМИ и политико-экспертные круги, подконтрольные Р. Кочаряну, Л. Тер-Петросяну и симпатизирующим им силам. По их мнению, значительная часть команды третьего президента Армении преследует вполне очевидные евроатлантические цели, которые очень далеки от официально декларируемых: президент Серж Саргсян, дескать, явно переусердствовал в своем неуемном стремлении сблизиться с Западом.

В интервью местным СМИ, председатель Союза политологов Армении Амаяк Ованесян, к примеру, высказал убеждение, что в новый парламент Армении, за исключением партии «Процветающая Армения», какая-либо иная пророссийская сила так и не вошла, и при огромной представленности прозападных сил зарегистрировано большое отклонение от традиционной политики комплементаризма. «Если учесть, что правящая Республиканская партия (во главе с Сержем Саргсяном – С. Т.), как она заявляет, ожидает, что все останется так, как сейчас, мандаты этого пакета пополнены входом в парламент Армянского Национального Конгресса (АНК), а остальное сохранилось приблизительно в том же состоянии», – сказал Ованесян.

В ответ на вопрос, какие еще силы «российского пакета» кроме ППА представлены в Армении, политолог сказал: «Пакета нет, есть политическая сила, это «Процветающая Армения», которая позиционирует и видит себя в этом направлении. И можно сказать, что возможность России иметь партнера на нашем политическом поле ограничивается, если речь не идет о таких маргинальных силах, как Демократическая партия Арама Саркисяна или других «периферийных» организациях».

По мнению Амаяка Ованесяна, помимо правящей Республиканской партии, прозападными партиями, оказавшимися в парламенте, являются также Армянский Национальный Конгресс, «Наследие», «Свободные демократы» и «Оринац еркир».

В связи с неоднозначной приверженностью к Западу АНК, контролируемого Тер-Петросяном, Ованесян отметил: «АНК становится похожим на известного библейского героя Якова, который боролся за то, чтобы завоевать право на лидерство, на благословение Господа быть первым, считаться первенцем». То есть контакты АНК с определенными российскими политическими кругами, по словам Ованесяна, и акцент, который ставится на этом, делается только для оказания давления на Запад, чтобы там оценили, что будет, если АНК повернется лицом к России и спиной к Западу: «Отсюда и заявление Людмилы Саргсян, что они поддерживают Путина, а Левон Зурабян – нет. Весьма комплементарный подход, но который содержит возможность повернуться к Западу лицом. А в какую сторону будет сделан оборот, зависит от того, откуда получит эта сила поддержку – от Запада или РФ?»

Правящая Республиканская партия Армении, по его мнению, уже заручилась полной поддержкой стран евроатлантического сообщества. Об этом свидетельствуют и заявления западных структур о закрытии страницы «1 марта», и членство РПА в Европейской народной партии, и прочие факты. А то, что в списке правящей силы оказались политики с пророссийской ориентацией – Арташес Гегамян или председатель маленькой партии – Союз «Конституционное право», Амаяк Ованесян считает не комплементаризмом, а попыткой пустить пыль в глаза России. «Поэтому Арташеса Гегамяна Серж Саргсян командировал на страницы «Регнума», – отметил Ованесян, добавив, что правящему режиму кажется, что со времен Ельцина или посла РФ в Армении Ступишина в России ничего не изменилось. Между тем Москва, по его мнению, будет вести весьма напористую и инициативную политику в самом ближайшем будущем.

Несмотря на активно подогреваемую Арменией «оттепель» в отношениях с Вашингтоном и Брюсселем, Запад, тем не менее, пока недоволен половинчатостью и неубедительностью заверений о вечной дружбе и партнерстве, то и дело раздающихся из Еревана. Посему Госдепартамент США, посольство этой страны в РА и контролируемые ими многочисленные армянские СМИ время от времени «находят» в республике то угрозы безопасности граждан США, то талибских террористов, то долги армянских министров американским компаниям. Ситуацию дополняют громкие заявления местных атлантистов о «беспрецедентности ожидающихся президентских выборов в Армении», «бескомпромиссности оппозиционных сил», «последнем, решительном их усилии по установлению в стране законной власти» и прочие страшилки. В преддверии президентских выборов Сержу Саргсяну дается понять, что времена дипломатического сюсюканья с Ереваном близятся к концу – пора окончательно определиться с геополитическими приоритетами.

Но приоритеты – они тоже разные. Особенно в предвыборный период. Одним из них, к примеру, является выбор сотен тысяч простых граждан Армении, рассеявшихся по всему миру в поисках лучшей доли, но сохранивших право на голосование. В отличие от многих армянских чиновников, как говорится, с головы до ног обросших материальными благами от Калифорнии до самых Нидерландов, эти граждане однажды могут вспомнить о своих правах и принять самое деятельное участие в определении политических судеб покинутого, но по-прежнему любимого Отечества. А их немало – в США, Канаде, во Франции, Испании, Греции, Германии, Англии, Чехии, других странах мира. В одной только Российской Федерации, по самым скромным подсчетам, насчитывается до 600 тысяч граждан Республики Армения, которые в недалеком прошлом так и не смогли принять участие в армянских выборах разных уровней, несмотря на соответствующие требования Конституции РА.

В те смутные годы посол республики в РФ Армен Смбатян поведал изумленной общественности страны о том, что сотни тысяч армянских граждан, проживающих в России, по сути дела, лишились возможности участвовать в парламентских и президентских выборах. Причина, оказывается, в том, что посольство и консульство Армении в РФ не могли принять больше 2 тысяч человек в день, посему все остальные, цитируем, «могли бы выехать в Армению и проголосовать там». Само собой разумеется, что 600 тысяч человек, в большинстве своем являющихся представителями протестного электората и покинувших страну не от хорошей жизни, вряд ли потратятся на дорогие авиабилеты, чтобы исполнить свой гражданский долг на Родине. Тем более не сделают этого десятки тысяч граждан Армении, проживающих ныне в США, Латинской Америке, Ливане, Австралии и других странах мира, армянские дипмиссии которых, как оказалось, тоже не смогли принять больше 2 тысяч человек ежедневно. Тогда Смбатян заявил, что закон, регламентирующий вышеуказанный порядок голосования за рубежом, принят парламентом РА. Достопочтенный дипломат, правда, забыл объяснить, каким же образом в 1991-2003 гг. сотни тысяч граждан Армении, находившихся в России и других государствах мира, участвовали в парламентских и президентских выборах и как тогда армянские дипмиссии сумели принять своих соотечественников? Вопросы, на которые до сих пор не получены ответы

Руководству Армении, совершающему ныне мучительные попытки, образно говоря, усидеть на трех стульях сразу, не позавидуешь: несмотря на чудеса дипломатической эквилибристики в отношениях с Брюсселем, Москвой и Вашингтоном, представители сегодняшней армянской элиты, как и их предшественники, время от времени соскальзывают то с одного «стула», то с двух из них одновременно, рискуя нажить не только «шишки» – к ним они давно привыкли, но и окончательно лишиться возможности прочно усесться на один из этих «стульев». А это намного страшнее для «прозападно» настроенных армянских «русофилов», определяющих ныне каноны политической игры в республике.

Авторы «комплементаризма», похоже, недостаточно вдумчиво изучали смысл этого весьма неоднозначного научного понятия. На какой-то период он, конечно, укрепляет иммунитет, но комплементарность даже в науке – явление скользкое, недолговечное и очень, очень опасное

Севада ТОНУНЦ, Ереван

Источник

Три журналиста ушли с RTVi​ после выхода интервью Канделаки с секретарем генсовета ЕР Турчаком

Три журналиста RTVi — Максим Семеляк, Юрий Сапрыкин и Зинаида Пронченко — ушли с телеканала после выхода интервью с секретарем генерального совета «Единой России», первым заместителем председателя Совета Федерации Андреем Турчаком. С политиком побеседовала генеральный продюсер «Матч ТВ» Тина Канделаки.

«Друзья, микрообьявление: на канале RTVi я больше не работаю», — написал Семеляк на своей странице в «Фейсбуке». Сапрыкин в беседе с изданием «Открытые медиа» сообщил об увольнении и охарактеризовал интервью как комплиментарное. Саму беседу озаглавили «Нет Путина — нет России».

«Единственным моим мотивом для сочинения текстов туда была поддержка Максима Анатольевича [Семеляка]. Поэтому делать там мне теперь тоже нечего. Находиться на одном ресурсе с комплиментарными интервью Турчака мне тоже не очень хотелось бы», — отметил Сапрыкин. Он проработал колумнистом телеканала в течение одного месяца.

«Мои колонки на RTVi были прикольные, спасибо Максиму Семеляку, но больше их не будет. Турчак — это не фамилия, а стоп-слово», — написала в «Фейсбуке» Пронченко.

В ходе интервью Канделаки, в частности, поинтересовалась, в чем отличие ЕР от партии «Новые люди». «Разница в том, что мы — партия путинского большинства. И мы партия президента. Он нас создавал. Поэтому мы опора власти», — ответил Турчак.

«Получается, нет Путина — нет „Единой России“?», — спросила Канделаки. На это политик ответил: «Нет Путина — нет России».

Подписывайтесь и читайте самое важное из новостей
в Telegram, Инстаграм и ВКонтакте

Источник

Часть 2. ПРИРОДА И ЭЛЕМЕНТЫ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ

Глава 7. Психика аналитика как источник знания

Комплиментарные отклики

Хелен Дейч (1926) ввела понятие «комплиментарное отношение» в своей крайне важной работе о восприятии аналитиком своего пациента и его информативной значимости, которая была включена в ее относительно оставленную без внимания статью об оккультных феноменах в ходе психоанализа. В этом кратком описании, намного опередившем ее время, Дейч высказала следующую мысль:

«Мы знаем, что пациент склонен направлять свои неудовлетворенные инфантильно-либидинозные желания на аналитика, который таким образом отождествляется с первоначальными объектами этих желаний. Это подразумевает, что аналитик обязан отказаться от своей реальной личности, даже в своих бессознательных отношениях, чтобы быть в состоянии так отождествить себя с этими образами, чтобы это было совместимо с трансферентными фантазиями пациента. Я называю этот процесс „комплиментарным отношением“, для того чтобы отличать его от простого отождествления с инфантильным эго пациента. Лишь комбинация обоих этих отождествлений составляет сущность бессознательного „контрпереноса“. Умение использовать этот контрперенос и целенаправленно владеть им относится к наиболее важным обязанностям аналитика» (р. 137).

Дейч подчеркивает далее, что для того, чтобы эти отождествления были полезны, они должны оставаться временными и осознаваться аналитиком. Будут возникать неизбежные осложнения в понимании переноса, когда «существующее отождествление аналитика с одним из инфантильных объектов пациента столь полно удовлетворяет его (аналитика) бессознательные потребности, что он не способен отказаться от своей установившейся роли» (р. 138).

Лишь 30 лет спустя введенное Дейч понятие комплиментарного отношения попало в сферу внимания все возрастающей литературы по контрпереносу, когда Ракер (1957) представил свою концепцию контрпереноса, которая существенно основывалась на описании Дейч двойственного отождествления аналитика с пациентом и с инфантильным объектом последнего. В детально разработанном и тонком исследовании Ракер рассматривал различие между согласующимися отождествлениями с пациентом и комплиментарными отождествлениями аналитика с интернализованными объектами пациента как эк-стернализованными для него в переносе. В соответствии с Хайман (1950) Ракер придерживался «тоталистического» взгляда на контрперенос и был склонен соглашаться с ней, что контрперенос по большей части является творением пациента, частью личности последнего, которая может быть понята через осознание и анализ контрпереноса аналитика. Активная роль пациента в «навязывании» частей своей психики аналитику позднее была доведена до крайней степени сторонниками проективной идентификации, хотя последний из не-кляйнианских выразителей этой концепции возвратился к более умеренному и осторожному выражению «взаимодействующих давлений», оказываемых пациентом на аналитика (Tansey and Burke, 1989).

В монографии о базисных принципах психоаналитической психотерапии, которая была опубликована на скандинавских языках (Tahka, 1970), я предлагал различать комплиментарные и эмпатические отклики врача и его контрперенос, который определялся как перенос врача на пациента. Комплиментарные и эмпатические отклики врача в отличие от рациональной рефлексии и фактического знания рассматривались как основные источники знания врача о пациенте в любой конкретный момент, а также как незаменимые направляющие для корректных терапевтических вмешательств независимо от того, являлись ли они истол– \ кованиями или некоей разновидностью дозволения пациенту использовать врача в качестве инфантильного объекта. Контрперенос рассматривался как наиболее важный источник ошибок в понимании пациента и терапевтических взаимодействиях.

Хотя комплиментарные отклики рассматривались как существенно важный элемент в большинстве человеческих взаимоотношений с различными эмпирическими содержаниями и качествами, в психотерапевтических взаимоотношениях, где будут возрождаться и повторяться взаимодействия из различных эволюционных уровней развития, комплиментарные реакции врача будут в огромной степени представлять собой эмоциональные отклики и импульсы для действия, которые активизируются фазо-во-специфическими взаимодействующими потребностями пациента. Комплиментарные отклики врача на вербальные

и невербальные послания пациента будут постоянно информировать его о текущих переносных отношениях и ожиданиях пациента. Комплиментарные отклики — это адекватные реакции врача на те отношения и ожидания, в которых пациент предлагает ему родительские функции и роли, что вытекает из сильно различающихся уровней развития. Являясь уникально информативными о природе и уровне фазово-специфических эволюционных задержек и текущих активных конфликтов пациента, комплиментарные отклики врача занимают центральное положение в определении адекватного обращения врача с пациентом, включая природу и выбор времени для его терапевтических вмешательств (Tahka, 1970, 1974а, 1976).

Понятие комплиментарного «ролевого отклика», введенное Сандлером (Sandier, 1976), во многом сходно с моим понятием комплиментарных откликов. Однако, хотя между нами существует согласие относительно информативной полезности этих откликов, точка зрения Сандлера о чисто ролевых взаимоотношениях, бессознательно навязываемых пациентом при аналитических взаимодействиях, по всей видимости, неправомерно ограничивает дополнительную чувствительность аналитика к этим переносным повторениям, которые основываются на вытесненных невротических конфликтах. Сандлер также ставит аналитика в более пассивное положение в комплиментарном отклике последнего на пациента, чем это предусматривается моей концепцией. Хотя и подчеркивая важное значение видения многих аспектов переживания и поведения аналитика в аналитических взаимоотношениях как компромиссов между его собственными наклонностями и комплиментарными откликами на пациента, Сандлер воспринимает вторую часть компромиссных отношений как по сути творение пациента, комплиментарные взаимоотношения, к которым пациент принуждает и в которых он манипулирует аналитиком. В этом он, по всей видимости, солидарен с Хайман (1950), Ракером (1957) и до некоторой степени со сторонниками проективной идентификации. Позднее я вернусь к этим различиям между концепцией Сандлера и моей собственной.

В данной работе комплиментарные отклики определяются как эмоциональные реакции и побуждение к действию человека, как отклик на объектно-поисковые и нуждающиеся в объекте послания другого человека. Эти послания могут передавать невысказанные призывы о заботе и помощи к необходимому, хотя все еще не узнанному объекту, или они могут быть приглашениями к взаимоотношениям любой разновидности любви и ненависти. Человек может осознавать или не осознавать, что он передает такие призывы, притязания и ожидания, которые могут соответствовать его возрасту либо анахроническим образом представлять другие индивидуальные состояния и функции объектов, которые принадлежат его младенчеству или детству. Во всех ва*жных человеческих взаимодействиях может наблюдаться постоянное возникновение позитивных и : негативных чувств и импульсов в качестве комплиментарных откликов на вербально и невербально выражаемые объектно-поисковые и нуждающиеся в объекте послания друг к другу и соответствующие ожидания. Когда человек, осознает он это или нет, ожидает, что другой человек примет роль или функцию родительского объекта из детства первого человека, другой человек склонен переживать чувства и импульсы, которые соответствуют данной родительской функции или роли.

Как психические феномены аффекты не являются сами по себе объектно-поисковыми, это люди учатся использовать их коммуникативным образом. Хотя человеческие аффекты присутствуют с рождения как врожденные потенциалы и выражаются посредством поведенческих экспрессии организмического расстройства и облегчения, для того чтобы стать психическими феноменами, им требуются фазово-специфические взаимодействия с «достаточно хорошими» связанными с развитием объектами и сопутствующими идентификациями с передаваемыми ими комплиментарными и эмпатическими откликами на растущего индивида. Комплиментарное реагирование на вербально или невербально выраженные потребности и чувства другого человека представляется незаменимым для человеческих особей при относительном отсутствии у них врожденных и автоматически развертывающихся родо-специфических поведенческих паттернов. Комплиментарное реагирование является сущностью адекватно настроенной «охраняющей» функции матери и главной гарантией, что фазово-специфические потребности детей на различных эволюционных стадиях будут адекватно удовлетворяться их родителями и ухаживающими за ними лицами. Его коллективные выражения можно видеть в общей, присущей обществу тенденции относиться к членам общества фазово-специфическим образом, неоднократно ставя их лицом к лицу с эволюционными задачами для проверки их личных идентичностей в соответствии с их положением в среднем интервале жизни человека, живущего в обществе (Erikson, 1950, 1956).

Представляется вероятным, что способность к комплиментарным откликам и их эмпирическое содержание будут в основном восприниматься через интернализацию различных аспектов комплиментарного реагирования ухаживающего за индивидом лица в ходе длинного периода младенчества и детства человека. Таким образом, пред– • ставляется, что способность индивида к «достаточно хорошему» родительству наилучшим образом гарантируется тем, что его родители были таковыми.

Комплиментарные отклики повсеместно присутствуют во всех человеческих делах, они обеспечивают людей немедленной информацией о потребностях и желаниях друг друга и служат ключом для адекватных и/или ожидаемых публичных действий. Поскольку эмпирическим источником комплиментарных откликов являются настроенные на родителей реакции, их значимость как источника информации, а также как ориентиров для адаптивного действия становится центральной в профессиях, где трансферентные элементы играют важную роль. Это справедливо для педагогических, связанных с уходом и лечением профессий в целом и при осуществлении психоаналитического лечения в частности.

Простой эффектный резонанс, как это имеет место, например, в групповых ситуациях (Freud, 1921), еще не предполагает комплиментарного или эмпатического ответного чувства, но демонстрирует просто легко передаваемую и заразительную природу аффектов. Наиболее элементарными комплиментарными откликами являются непосредственные реакции индивида с соответствующим аффектом, когда их объектом служат позитивные или негативные чувства другого человека. Ненависть склонна вызывать ненависть в объекте ненависти, в то время как любовь склонна вызывать обратные позитивные чувства. Однако эти чисто эффектно-специфические реакции еще не являются откликами на другие потребности и желания человека, обращенные к специфическому объекту, и поэтому не содержат информацию о том, что она или он ожидает от нас.

Информативная ценность комплиментарных реакций человека тем больше возрастает, чем больше они включают элементов фантазии и побуждений к особым действиям. В психоаналитическом лечении, где прошлые объектные отношения пациента мобилизуются и переносятся на образ аналитика, непрерывное наблюдение аналитиком своих комплиментарных реакций на пациента и весь предоставляемый им материал незаменимы для правильного понимания и обращения с переносом пациента, а также для отличия этого материала от других его объектно-поисковых желаний и импульсов. Однако важно осознавать, что вопреки идее о «проективной идентификации», комплиментарные отклики аналитика никогда не доходят до полных копий или дубликатов мысленных образов объекта, которые пациент переносит на образ своего аналитика. Между прочим, комплиментарные отклики аналитика приобретают специфическую информативную полезность лишь постепенно, и даже в своих наиболее точных формах мысленные представления аналитика о переносных объектах пациента будут оставаться творениями аналитика, а не пациента, телепатически или каким-либо еще мистическим образом загнанные в психику аналитика.

Хотя самое первое аффективное переживание аналитика с новым пациентом может быть основано на смутном резонансе с преобладающим настроением пациента, оно обычно быстро сопровождается элементарным комплиментарным переживанием, которое находится в соответствии и является информативным по отношению к аффекту пациента, вовлеченному в его первоначальный подход к аналитику как объекту. За этим все еще главным образом аффективно-специфическим комплиментарным откликом раньше или позже последуют другие отклики, которые несут информацию о приблизительной фазовой специфичности объектных ожиданий пациента на ранней стадии его лечения. Большинство пациентов, которые добровольно ищут лечения, первоначально экстернализуют на мысленные образы своих аналитиков идеализированные объекты, которые соответствуют уровню их эволюционной задержки или текущей регрессии. Непосредственные комплиментарные отклики аналитика на ожидания пациента относительно того, что он возьмет на себя функцию фазово-специфического идеального объекта, являются как правило еще не специфическими для пациента, но скорее реакциями на «достаточно хорошего» родителя из данного эволюционного периода, отражающими главным образом собственные фазово-специфические переживания и идентификации аналитика с ухаживающими за ним (пациентом в детстве) людьми, как это запечатлено в общечеловеческих представлениях о хороших родителях.

Именно в данном месте аналитические взаимоотношения принимают радикально иное направление по сравнению с любыми другими взаимоотношениями, основанными на самых лучших побуждениях. Полезные друзья, родственники и многие врачи-дилетанты склонны действовать в соответствии со своими непосредственными фазово-спе-цифическими откликами, пытаясь предложить психически расстроенным людям понимание и заботу на основании собственных переживаний «достаточно хорошего» родитель-ства. Однако обучение и опыт аналитика подсказывают ему, что простые попытки активно выполнять эволюционно задержанные ненасытные требования пациентов относительно безграничных родительских услуг будут неизбежно приводить к разочарованию и гневу обеих затронутых сторон. Для пациента такой результат обусловлен не только его разочарованием во всемогуществе аналитика или в ожидаемом идеальном поведении, но также вследствие базисного, основанного на прошлом опыте импульсивного желания повторять или продолжать нарушенные и деформированные взаимоотношения с той эволюционной стадии развития, на которой произошла его задержка развития. Если испытывающий благие намерения человек не осознает, что его отклики на эти упомянутые повторения пациента представляют в действительности наиболее полезные и информативные специфические для пациента комплиментарные реакции, он склонен ощущать себя отвергаемым, оскорбленным и униженным, а также действовать в соответствии с этими комплиментарными реакциями. Как результат будет подтверждено пожизненное трансферентное убеждение пациента относительно «истинной» природы человеческих объектов.

Аналитик, обученный, кроме того, использованию своих комплиментарных откликов, менее рискует оказаться в подобной ситуации, когда обычно фазово-специфические послания пациента начинают становиться специфическими для личной истории и патологии пациента с мобилизацией соответствующих чувств и импульсов у аналитика. Для ускорения спонтанного развития этих чувств и импульсов и понимания их аналитиком последний должен быть в состоянии выжидать и избегать отреагирования своих импульсов в активно принимаемых < на себя функциях или ролях, соответствующих все еще неспецифически выраженной родительской роли. Раньше или позже комплиментарные отклики аналитика начнут говорить ему, чего в действительности ожидает от него пациент, какова специфическая природа связанных с развитием пациента объектов и каковы особые нарушения этих ранних взаимодействий, задержавших дальнейшую структурализацию личности пациента.

Однако в данном месте следует подчеркнуть, что даже если комплиментарные отклики аналитика на уникальные трансферентные потребности и ожидания пациента крайне информативны по отношению к индивидуальной истории последнего и к текущему повторению или продолжению его патологических объектных отношений, универсально принимаемое фазово-специфичес-кое реагирование аналитика также остается незаменимой частью психоаналитического понимания. Как будет показано позднее, фазово-специфическое реагирование особенно важно для функционирования аналитика в качестве нового связанного с развитием объекта для пациента на всем протяжении лечения последнего.

Наблюдая свои комплиментарные отклики, аналитик формирует представление о том, чего пациент ожидает от него как представителя идиосинкратически нарушенных фазово-специфических объектов пациента. Это может сопровождаться или не сопровождаться идентификацией аналитика с образом такого объекта пациента. Когда аналитик, вместо того, чтобы просто отмечать в себе определенные аффективные отклики и импульсы к действию, обнаруживает, что он проигрывает их либо в фантазии, либо в своих текущих взаимодействиях с пациентом, то произошла идентификация аналитика с образом текущего трансферентного объекта пациента. Когда такие отождествления временны, они представляются информативными идентификациями с нынешним преобладающим транс-ферентным объектом пациента, возникшим в психике аналитика на основе его комплиментарных реакций на послания пациента. Таким образом, хотя комплиментарные отклики дают информацию главным образом о природе бессознательно или сознательно требуемого или желаемого для пациента объекта, они, вовлекая в себя временную идентификацию, также позволяют различные степени эмпатического понимания данного объекта, которое может крайне повысить понимание аналитиком взаимодействий, продолжающихся и повторяющихся в аналитических взаимоотношениях.

Комплиментарные отклики, специфически являясь реакциями на объектно-поисковые и нуждающиеся в объекте импульсы и желания другого человека, вовлекают в себя как правило более сильные и более безотлагательные импульсы к действию, чем эмпатические отклики. Следовательно, они более легко спонтанно отреагируют-ся аналитиком. Такие действия не обязательно включают в себя идентификации со специфическим экстернализуе-мым объектом пациента, но могут основываться на менее специфической повсеместной человеческой склонности действовать в соответствии с воспринимаемыми объектными потребностями.и ожиданиями другого человека. Однако когда комплиментарные отклики аналитика не способствуют возрастанию понимания, а вместо этого приводят к более продолжительным идентификациям с образами инфантильных объектов пациента, они, вследствие причин, неотъемлемо присутствующих в истории жизни аналитика, утрачивают свою доступность для его рефлексивного Собственного Я. Такая недоступность представлений, приводящая к искажениям понимания аналитиком аналитического взаимодействия, полностью сравнима с отсутствием или недоступностью самостных и объектных представлений, которые искажают переживание пациентом себя и аналитика. Это существенно важный аспект в феноменах переноса и контрпереноса, который детально будет обсуждаться позднее.

Сохранение комплиментарных откликов аналитика в качестве информативных во время различных стадий аналитического лечения имеет, таким образом, первостепенную значимость как для понимания индивидуально нарушенных фазово-специфических сообщений пациента, так и для использования их в качестве директив для правильных терапевтических действий. Осознание своих комплиментарных реакций предохраняет аналитика от того, что-бы попытаться достичь тех стандартов, которым в глазах пациента должен соответствовать идеальный объект, а также от принятия и дублирования функций или ролей прошлых объектов пациента. Он не идентифицируется длительное время со своими отображениями инфантильных объектов пациента, либо идеализированными, либо фазо-во-специфически нарушенными. В идеале он все время осознает отличия между этими образами и «достаточно хорошей» эволюционной соотнесенностью, которую он может предложить пациенту в качестве «нового объекта». Однако до того, как ему становится известно, на каких условиях для пациента будет возможно принять аналитика в качестве нового объекта, с которым он смог бы возобновить свое задержанное психическое развитие, аналитик должен понять не только собственную функцию или роль как образца инфантильного объекта пациента, но и того человека и ребенка в себе, который принужден воспринимать свои объекты так, как это делает пациент.

Это становится возможным через использование аналитиком другой своей значительной группы связанных с объектом эмоциональных откликов: своих объектно-поисковых эмпатических откликов, ставших возможными через информативные идентификации с пациентом. Понимание природы объектно-поисковых и нуждающихся в объекте сообщений пациента, которое становится возможным через комплиментарные отклики аналитика, должно быть дополнено пониманием Собственного Я пациента, которое внешне продолжает беспомощно повторять анахронические и нарушенные эволюционные взаимодействия.

Хотя за комплиментарным пониманием должно, таким образом, в идеале следовать эмпатическое понимание пациента как человека, имеющего особые разновидности объектных отношений, это невозможно, если регрессия пациента разрушила дифференцированность Собственного Я и объектов в его мире восприятия, как в случае острой шизофрении или спутанных психотических состояний в целом. Как говорилось в части I, эмпатические отклики, будучи основаны на информативных идентификациях с Собственным Я другого человека, невозможны, когда такое Собственное Я либо еще не существует, либо было разрушено вторичной утратой эволюционной диф-ференцированности. Комплиментарные отклики другой стороны не могут тогда быть откликами на послания и сообщения человека, не знающего об объекте и не могущего его активно искать и к нему стремиться. Хотя такой индивид остается объективно нуждающимся в объекте, он сам и наблюдаемые у него взаимодействия с другими людьми субъективно не являются объектно-поисковыми. И все же тяжело больной шизофренический пациент, подобно младенцу до дифференциации Собственного Я и объекта, остро нуждается в заботящихся о нем объектах. Как в случае ранних взаимодействий мать-младенец, аналитику приходится полагаться главным образом на свои комплиментарные отклики для получения информации, в то время как попытки эмпатического понимания обречены оставаться псевдоэмпатическими переживаниями, основанными на проекции частей образа Собственного Я аналитика на его представление о пациенте. К этому, а также к некоторым базисным различиям между ситуациями первоначально не обладающего Собственным Я младенца и шизофренического пациента со вторичной утратой Собственного Я, мы вернемся в следующей главе.

Это эмпирический факт, что комплиментарные отклики являются не только откликами на активные объектно-поисковые импульсы и желания другого лица, но также включают в себя просто потребность в объекте другого лица, психически не дифференцированные послания, на которые они являются единственно надежно информативными человеческими откликами. Это делает комплиментарное реагирование намного более фундаментальной способностью, чем просто пассивное реагирование на комплиментарные роли в сандлеровском смысле, которыми пациент активно манипулирует или заставляет аналитика их принимать. Отклики ухаживающего лица на все еще не дифференцированные послания нуждающегося в объекте младенца являются реакциями настроенной на младенца матери, которая знает, в чем нуждается ее дитя, будучи еще не в состоянии идентифицироваться с ним. В эмпирическом мире недифференцированного младенца нет ни образа Собственного Я, с которым можно было бы идентифицироваться, ни объектных образов, которые можно было бы экстернализировать на образ ухаживающего лица.

Чистые трансферентные роли, бессознательно ожидаемые от аналитика, по большей части ограничены аналитическими взаимоотношениями с преимущественно невротическими пациентами с вытесненными эдипальным Собственным Я и объектными представлениями. В отли– \ чие от невротических пациентов, которые помимо своих переносов имеют в распоряжении альтернативные созна– ‘ тельные формы объектной привязанности, пограничные пациенты, не достигшие константности Собственного Я и объекта, скорее способны лишь продолжать нарушенные функциональные взаимоотношения со своими аналитиками, нежели повторять с ними альтернативные, вытесненные ролевые отношения. В соответствии с этим комплиментарные отклики аналитика на пограничных пациентов и их послания большей частью являются откликами функционального объекта, все еще представляющего недостающие части Собственного Я пациента, а не откликами человека, вовлеченного в ролевые взаимоотношения между индивидами. И наконец, как уже отмечалось, в тех психических состояниях, где дифференцированность была утрачена, у пациента не может быть каких-либо ролевых ожиданий или ролевых откликов от аналитика, возбуждаемых такими ожиданиями.

Аналитик может лишь испытывать собственные восприятия и отклики на объекты. Когда от пациента не поступает никаких объектно-поисковых или нуждающихся j в объекте аффективных посланий, аналитик может регистрировать лишь свои рациональные отклики на пациента и его материал. Подобно тому как языковое выражение пациента может быть аффективно декатектировано, таким образом переставая быть проводником личных осмысленных сообщений (Modell, 1984), так и все другие формы коммуникации могут в определенных психологических констелляциях стать жертвой сходной судьбы. Это справедливо в особенности для пациентов с опасными суицидными намерениями, с внутренними депрессивными решениями. Как говорилось в части 1, эти пациенты понесли тяжелую объектную утрату, которая не может переживаться как подлинная и прорабатываться на их преимущественно функциональном уровне объектной связанности. ] Вместо этого они пытаются сохранять себя и утраченный объект эмпирически живыми путем идентификации себя «абсолютно плохим» образом данного объекта, таким путем защищая внутренний образ «абсолютно хорошего» объекта. При отсутствии привычного удовлетворения от фактически утраченного объекта образ Собственного Я будет становиться все более плохим, в то время как образ хорошего объекта будет все более тускнеть и грозить полностью исчезнуть. Угроза самоубийства нависает, когда Собственное Я, пропитанное агрессией, не может более сохранять переживание внутреннего объекта. В этой точке депрессивное Собственное Я перестает посылать объектно-направленные аффективные сигналы с последующим за этим исчезновением комплиментарных откликов от других людей, включая аналитика и других профессиональных помощников. Это способно сделать самоубийство неожиданностью для всех связанных с данным индивидом лиц. Даже когда опасность самоубийства была осознана ранее, никто не мог предположить, что оно произойдет в данный конкретный момент. Ранее я описал динамическую констелляцию с предположением, что для депрессивных потенциально суицидных пациентов внезапная утрата интереса к врачам и другим ухаживающим за ними людям должна быть включена в число наиболее серьезных предупреждающих сигналов о надвигающемся самоубийстве (Tahka, 1977).

Хотя утверждение, что аналитик должен быть свободен для переживания всех возможных чувств в качестве отклика на пациента, звучит как трюизм, это далеко от действительного положения в повседневной аналитической практике. Помимо первоначального предупреждения Фрейда против переживания аналитиком чувств в целом, существует множество как индивидуальных, так и профессиональных запретов и запрещений относительно чувств, возбуждаемых пациентом в психике аналитика.

Повсеместно утверждается, что аналитик должен испытывать лишь усмиренные или самое большее сдержанные чувства к своим пациентам. Сильные чувства рассматриваются как указывающие на контрперенос и не надежно информативные по отношению к пациенту. Аналитикам позволяется разделять качество, но не количество чувств своих пациентов (Greenson, 1960).

Аналитик может переживать свои комплиментарные отклики как указывающие на неприятные вторжения и попытки пациента манипулировать им и навязывать функции и роли, «чуждые собственному характеру аналитика» (Modell, 1984, р.164). Что касается качества комплиментарных откликов аналитика, обычно утверждается, что аналитики как люди, профессионально обученные оказывать помощь, склонны запрещать себе испытывать агрессивные чувства к своим пациентам. Даже если это справедливо, либидинозные чувства и импульсы как правило намного более запретны для аналитика в его работе с пациентами. В целом аналитики считают более позволительным для себя испытывать гнев к своим пациентам и даже действовать в состоянии гнева, чем допускать эмоциональное удовольствие и удовлетворение во взаимодействиях с пациентами. Хотя аналитики на словах признают интеллектуальное представление, согласно которому мысли и действия суть разные вещи, существует аналитический морализм относительно комплиментарных откликов аналитика, который столь же строг, как библейская доктрина относительно «мысленных грехов», полностью приравнивающая их к действительному их осуществлению.

Для аналитика обязательно полное переживание своих эмоциональных откликов, вызванных объектно-ориентированными посланиями пациента, это необходимо для понимания им своей функции в качестве как прошлого, так и нового объекта для пациента. Эти комплиментарные отклики включают все эмоциональные переживания, которые будет испытывать хорошо настроенный и «генеративно» ориентированный родитель, помогающий переходу своего ребенка с одной эволюционной стадии на другую. Наслаждение аналитика развитием пациента аналогично наслаждению успешного родителя, оно постоянно дает ключи для понимания того, как протекает этот рост. Отрицание своего права осознавать такие удовлетворения, подчеркивание вместо этого монашеского аскетизма в профессиональной жизни аналитика — абсолютно ненужная психоаналитическая новая мораль, которая только лишает аналитика существенно важной информации относительно развивающихся структур пациента и относительно текущего состояния аналитического процесса. Неосознавание таких чувств удовлетворения делает аналитика более склонным к контрпереносным затруднительным положениям и способно делать его понимание того, что происходит между ним и пациентом, скорее интеллектуальным, нежели основанным на эмоционально значимых переживаниях. Доступ ко всем своим эмоциональным откликам на пациента — наилучшая гарантия для аналитика против их отреагирования, а также против длительных идентификаций с инфантильными объектами пациента.

Многие аналитики находят особенно затруднительным испытывать комплиментарное удовольствие, когда они делаются объектами фазово-специфической идеализации и восхищения пациента. Они склонны подчеркивать опасности наслаждения аналитика тем, что пациент его идеализирует, и склонны избегать таких ситуаций, таким образом пренебрегая здравой рекомендацией Кохута (1971), согласно которой идеализация аналитика пациентом не должна ставиться под сомнение до тех пор, пока она необходима для прогресса лечения пациента. Вместо дозволения использовать свои комплиментарные отклики в интересах понимания и продолжающейся структурализации психики пациента такие аналитики спешат информировать пациента о нереалистичной природе его идеализации, убеждая его, что в действительности аналитик очень обычный и уязвимый человек.

Идеализация и вызывающие восхищение образцы — существенно важные ингредиенты всех структурообразующих процессов в младенчестве и детстве, а также наиболее успешных и приятных процессов обучения и воспитания в юности и начале зрелости. Так как все фундаментальные интернализации имеют место где-то между идеализацией и восхищением, неспособность аналитика чувствовать себя уютно в роли идеализируемого объекта может эффективно препятствовать структурообразующим взаимодействиям в анализе. Принятие аналитиком положения модели и образца толерантности с последующим постепенным исчезновением (такой идеализации пациентом) обязательно для того, чтобы началась и продолжалась задержавшаяся структурализация пациента в анализе. Осознание аналитиком идеализации себя пациентом через свои комплиментарные отклики не вовлекает в себя какой-либо длительной идентификации с идеализированными или всемогущими инфантильными объектами пациента, но делает аналитика информированным об их природе, а также относительно его соответствующей функции в качестве нового объекта для пациента, связанного с развитием последнего.

Таким образом, следует не только разрешать, но и требовать, чтобы аналитик был способен как можно более полно осознавать собственные либидинозные и приятные, а также агрессивные и неприязненные комплиментарные отклики на пациента. Когда аналитик активно и с готовностью делает себя открытым воздействию объектно-ориентированных посланий пациента, его комплиментарные отклики не будут восприниматься как посягательства со стороны пациента, а будут приветствоваться как, главный источник информации о прошлой и текущей объектной привязанности пациента.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *