концепция музея что это

Концепция экспозиции краеведческого музея: проблемы, ориентиры, лайфхаки

Концепция музея — документ, раскрывающий основную задачу самого музея, его социальную роль, схему работы с сообществом. Это документ, который описывает алгоритмы жизни музея, его потенциал и вектор развития, темы и принципы устройства основной экспозиции, временных выставок, социокультурных проектов, лекционных и образовательных программ. Иногда в концепцию входят способы выстраивания базовых маркетинговых стратегий и бюджетирование.

Концепция экспозиции — это в первую очередь уникальная идея экспозиции, зонирование, методы взаимодействия с аудиторией и способы визуальных решений.

Концепция может охватывать очень много тем, но в обязательном порядке должна отвечать на следующие вопросы.

Почему ответить на простые вопросы, приведенные выше, часто бывает так трудно? Потому что «классическая» для постсоветского пространства модель краеведческого музея была сформирована в другое время, когда некоторые вопросы не задавали, поскольку они еще не назрели, а некоторые — потому что ответ был уже определен «генеральной линией партии» или, наоборот, не поддерживался ею.

«О чем рассказываемая нами история?» Советской краеведческой экспозиции этот вопрос и правда был не всегда важен. «Как о чем? О том, что у нас в крае есть». В итоге посетитель, переходя из зала в зал, как будто прыгает из одного учебника в другой. Сначала — учебник природоведения (раздел «Природа края»), потом учебник истории Средних веков, затем — уголок с горшками, прялками и национальными костюмами. За этим, как правило, сразу случаются Гражданская и Великая Отечественная война, а потом (если повезет) — стройки 1950−1960-х — и на этом все заканчивается.

Почему это зонирование именно такое, почему оно везде одинаковое и почему разделы этой экспозиции очень мало связаны друг с другом? Потому что эта модель краеведческого музея разработана в советскую эпоху и была удобной для того, чтобы выполнять несколько задач.

Сегодня практика универсалистского музея, «склеенного» из нескольких учебников, не работает. Почему не работает, можно долго теоретизировать, мы скажем о двух самых простых и очевидных вещах.
1. Вопрос идентичности перестал быть умозрительным вопросом патриотизма и национальной гордости, у него появились вполне конкретные экономические аспекты. Сегодня экономическая ситуация в регионах, работающих с идентичностью через культуру и не работающих, может драматически отличаться (здесь можно посмотреть несколько кейсов). А разговор об идентичности — это разговор не из позиции «Что здесь было в XIX веке?», а из позиции «Кто мы сейчас и как это обусловлено тем, что здесь было в XIX веке?». Работающий на идентичность музей – это музей настоящего, а не прошлого, а такое «переворачивание времени» предполагает совсем другие экспозиционные модели.
2. Мы запутались, как сейчас эпоха, web 3.0 4.0 или еще какая-то. Но точно знаем, что сегодня библейская модель повествования (т.е. авторитетное сообщение неких фактов, не подлежащих обсуждению и сомнению) не работает. Работают системы с «открытым кодом», который пользователь может, как минимум, настраивать под себя, а лучше – строить на него основе собственные миры. Музей не только должен объяснить, почему он описывает именно такую картину мира, но и показать, зачем нам сегодня вообще знать то, что нам предлагается узнать. Кем это делает нас сегодня? Какое будущее мы можем смоделировать, опираясь на эти факты?

Как конкретно учет этих двух вещей меняет устройство экспозиции? Об этом можно говорить долго, и поэтому, чтобы не запутаться, выделим три ключа.

Источник

Каким будет идеальный музей будущего

Любовь Карась

Мы становимся свидетелями появления новых общественно-культурных пространств, которые выполняют разные функции: образовательные, развлекательные, социальные, экономические. Современные музеи уже не выглядят как «храмы наук» века девятнадцатого, уверена культуролог и музеолог Ксения Сурикова. Она исследует феномен музея сквозь призму архитектуры и предлагает рассмотреть его трансформации в обществе. Делимся отрывком из книги Ксении Суриковой «Музей: Архитектурная история», где автор рассказывает о том, как исчезают музеи прошлого и что появляется на их месте.

Музей: Архитектурная история

Ксения Сурикова

Издательский дом Высшей школы экономики, 2021

Исчезновение музея. Что дальше?

Если раньше прошлое и стратегии отношения к нему влияли на архитектуру музея, то теперь ее определяет будущее. Именно то, какими мы будем, где и как мы будем жить, сегодня определяет, какие функции музей будет выполнять и, соответственно, какие формы принимать.

Storytel — международный сервис аудиокниг по подписке. В библиотеке Storytel собраны аудиокниги практически всех жанров, от классики и до лекций, стендапов и подкастов. Это сервис, который решает проблему чтения. Он позволяет слушать аудиокниги всегда и везде: во время тренировки, готовки еды, дороги на работу и обратно, в самолете, перед сном и когда угодно еще. Storytel создает и записывает собственный уникальный контент — лекционные проекты, подкасты, аудиосериалы, а также сотрудничает с лучшими голосами страны.

Будущее. Музей-хаб

Музей-хаб необязательно должен быть масштабным или чрезвычайно разветвленным. Важно, чтобы он предоставлял возможность взаимодействия различных систем друг с другом. Идеи взаимосвязи и соединения, отсылающие к механизации, часто ассоциируются у архитекторов с образами фабрик. Эти образы в дальнейшем активно воплощаются в новых проектах.

Как сказал во время презентации сам Ренцо Пьяно : «40 лет назад, когда я, тогда молодой архитектор, вместе с моим коллегой Ричардом Роджерсом работал над проектом Центра Помпиду, у нас родилась метафора музея как фабрики, которая для нас одновременно была метафорой свободы. Это место, которое так похоже на фабрику, должно стать местом встречи, открытым социальным пространством, полным света, который я считаю одним из основных материалов современной архитектуры. Когда-то это место производило электроэнергию, сегодня такой энергией является образование. Именно поэтому мы уделили в проекте большое внимание библиотеке, учебным залам и так далее» […]

Идеальный музей

Славой Жижек определяет социальную идеологию, лежащую в основе этих процессов, формулой «не верьте в великие идеи, наслаждайтесь жизнью, будьте внимательны к себе» и называет ее «гедонистическим цинизмом»

Storytel — международный сервис аудиокниг по подписке. В библиотеке Storytel собраны аудиокниги практически всех жанров, от классики и до лекций, стендапов и подкастов. Это сервис, который решает проблему чтения. Он позволяет слушать аудиокниги всегда и везде: во время тренировки, готовки еды, дороги на работу и обратно, в самолете, перед сном и когда угодно еще. Storytel создает и записывает собственный уникальный контент — лекционные проекты, подкасты, аудиосериалы, а также сотрудничает с лучшими голосами страны.

На современном этапе развития общественных инсти- тутов уже бессмысленно говорить о том, что музеи и библиотеки своей архитектурой напоминают торговые центры. Это естественное следствие борьбы за посетителя, за каждый лишний час, проведенный им в стенах того или иного общественного здания.

«Музей выходного дня» двадцать первого века не может выглядеть как «храм наук» века девятнадцатого

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Источник

О музейном проектировании

Говоря о музеях нельзя не услышать о док­то­ре ис­кус­ствоведения Алексее Лебедеве. Мне­ния упо­ми­наю­щих раз­нятся: не­ко­то­рые боят­ся его мнения, а кто-то считает практически музее­проектиро­вочным гуру, знающим о музеях всё. Серия рассказов Алексея Валентиновича о музей­ном проек­тировании, раз­мещённых в Интернете, вызвала интерес:

Задачи музей­ного проекти­рования, отличия между музейными работ­никами и музей­ными проек­тиров­щиками, рас­простра­нённые пред­ставления о музее, примеры нарушений тех­нологии музейного проек­тирования.

Мы хотели не пов­торяться, но для многих музей – это просто дом с вещами и не будет лишним напомнить основополагающие моменты.

А.С.: Музей и создатель музея разли­чаются, по Вашим словам, как капитан корабля и кораблестроитель. Кто определяет кому быть капи­таном, а кому корабле­строителем в музей­ном деле? Как влиять на этот выбор и влияет ли кто-нибудь?

А.Л.: Я не гово­рил «музей и создатель», я гово­рил, что музейный работник и музейный проек­тировщик – разные профессии, столь же далёкие друг от друга, как профес­сии моряка и корабле­строителя. Откуда берутся музейщики, думаю, рассказывать не надо. А как становятся музейными проек­тировщиками, в двух словах скажу. Сна­чала необходимо поработать в музее, освоить музейное дело на практике (лично я, прежде чем заняться проек­­ти­ро­ва­нием, прора­ботал в музее около 20 лет), а потом нужно идти в проектное бюро и учиться у более опытных коллег музейному проектированию. У нас есть образование «музеевед», но музейному проек­­тированию, к сожалению, нигде не учат. Поэтому освоить профессию можно только, обучаясь «из-под руки» у тех, кто уже умеет. И наконец, последнее: кто может стать музейным проек­­тировщиком? – В принципе, любой музейщик. Коли­чество лет, которое ему придётся потратить на освоение новой профессии, может быть разным, но в итоге всё равно получится. А вот попытки прийти в музейное проек­тирование, пред­­принимае­мые людьми без опыта прак­тической музейной работы, как правило, бывают неудач­ными. Собственно, я не утверждаю, что это невоз­можно. Просто, мне не встречалось поло­житель­ных примеров.

Выставка: Библия Гутенберга. Ивановский зал РГБ

Музейное проектирование – создание новых музеев
и модернизация существующих

А.С.: Что входит в музейное проектирование?

А.Л.: В широком смысле – создание новых музеев и модернизация существующих. Иногда бывают и локальные задачи: создание отдельной экспозиции, музеефикация конкретного здания, проект информатизации музея и т.д.

А.С.: Каким основным требованиям современный музей должен удовлетворять?

А.Л.: На этот вопрос можно ответить либо коротко, либо про­странно. Корот­кий ответ не поразит вас новизной: три основные функции музея (сохранение, изучение, предъяв­ление памят­ников истории, культуры и природы) остаются неиз­менными. И современный музей должен их выполнять, как это было и сто, и двес­ти лет назад. А вот методы сохранения, изучения и предъявления постоянно разви­­ваются и совер­­шенствуют­ся. Совре­­менный музей должен быть в курсе последних тенденций музейного дела и уметь применять новшества в своей практике.

Если отвечать подробно, то следует начать с того, что в наши дни в основе многих старых музеев лежит модель просветительского музея. Например, в Вене есть Ес­тест­­вен­но-науч­ный музей. В нём на каждой витрине стоит бронзовая табличка, на которой по-немецки написано «Systematisch». Это класси­ческий просве­тительский музей, где всё разложено по полкам, ящиками, отделам. Этот ес­тест­вен­но-научный музей устроен как лин­неевская таблица. А исторический музей просве­тительского типа устроен как учебник истории – от древнейших времен до наших дней. В наиболее чистом виде просве­титель­ская модель музея реализо­валась в Германии, а оттуда разошлась по всему миру. Совре­менные российские музеи в большинстве своём до сих пор несут в себе черты этой модели. В Государ­ственном истори­ческом музее, например, экспозиция построена по хронологическому принципу. В Третьяковской галерее и Русском музее — по историко-моно­графи­ческому принципу: там одно­вре­менно и по хроно­логии, и по именам худож­ников.

Такой систематический подход к музею просуществовал много лет. Но была и другая линия в развитии музейного дела, раньше не очень популярная. Это так называемый «гедонис­тический музей», ориентированный в первую очередь на приятное времяпрепровождение, получение удовольствия, а не на передачу знаний. Сегодня некоторые музеи (в первую очередь, художественные) начинают эволюционировать в этом направлении.

В качестве одного из наиболее чистых примеров такого рода можно назвать Insel Hombroich под Дюссельдорфом. Он основан частным лицом, риелтором. Он купил участок земли и объявил его островом: Insel Hombroich – «Остров Хомбройх». Насадил сады (этим занимались ландшафтные архитекторы), построил павильоны (в основном из старого голландского кирпича от разобранных построек). Внутри разместилась огромная художест­­венная коллекция, диапазон которой от работ совре­мен­ников основателя до офортов Рембрандта, от мобилей Колдера до кхмерской скульптуры. Предметы представ­лены вперемешку, при этом нет ни одной этикетки. Смысл состоит в том, что человек приходит в музей не за знаниями, а за удовольствием: ландшафты, постройки, произведения искусства равнозначны, и их предназна­чение — эстетическое наслаждение.

Перемены стали происходить также с естественно-научными и научно-техни­ческими музеями. Дидактическая система просве­титель­ского музея плохо работает примени­тельно к современной публике. Сегодняшнего посетителя можно охаракте­ризовать известной китайской поговоркой: «Расскажите – и я забуду, покажите – и я запомню, дайте мне сделать – и я пойму». Поэтому в музеях все чаще используются элементы интерактивности. В музеях исторической реконструкции посетителям дают возможность пожить в пещере, подобно первобытным людям, или выковать гвоздь в кузнице. Понимание и запоминание происходит через участие. Элементы интерак­тивности сегодня есть даже в художественных музеях. «Даже» – поскольку искусство наиболее сложно для таких активных интерпретационных техник. Ведь произведения искусства, как правило, нельзя трогать.

Музей Виктории и Альберта

Так, например, в музее Виктории и Альберта в Лондоне есть так называемая «Английская галерея». Там в отделе XVIII века висит портрет, на котором дама в соответствующем наряде стоит рядом с сервизом. В этом же зале стоит в натуре такой же сервиз, в витрине висит такое же платье. А рядом с сервизом лежит бой фарфора, который можно трогать руками. Висит копия этого платья, её может надеть любая посетительница и сфотографироваться. Это примеры интерактивности в художественном музее.

Нельзя сказать, что эти идеи не дошли до России, но трактуются они порой очень упрощённо. Например, под интерактивностью часто понимают появление в экспозиции информационного киоска. Он, конечно, интерактивен. Но это интерактивность киоска, а не интерактивность экспозиции. Водить хороводы на лужайке в музее под открытым небом тоже очень мило, но прямого отношения к музейному делу не имеет. Это средства, привнесённые из смежных областей, а музей имеет своё конкурентное преимущество: он может (и должен) вести разговор с помощью подлинных предметов.

Экономическая эффективность музея в туристском регионе
определяется не его доходами по кассе,
а тем, сколько турист тратит в городе

А.С.: Убыточны ли музеи в России и нормально ли это? Не рассчитываете ли Вы при проектировании затраты на последующую эксплуатацию?

А.Л.: Если считать «по кассе», то музеи убыточны во всём мире, и это совершенно нормально. Другое дело, что во многих странах от таких подсчётов давно отказались. Музею нужно не зарабатывать, а создавать трафик. А деньги пусть зарабатывают рестораны, гостиницы, магазины… Экономическая эффективность музея в туристском регионе определяется не его доходами по кассе, а тем, сколько турист тратит в городе. А музей при этом может быть вообще бесплатным. В тех местах, где туристов мало или нет совсем, музеи работают в логике мериторного блага. Есть такая категория общественных благ, которую их потребители не могут оплачивать в полном объёме. Мы же не задаём вопроса: «Почему убыточен прогноз погоды или пожарная охрана?»

Затраты на последующую эксплуатацию иногда рассчитываем, но такая потребность возникает сравнительно редко. С этой задачей сами музейщики легко справляются.

А.С.: В Российской империи были музеи «музейного» уровня, удовлетворяющие требования к серьёзным музеям? Или такие музеи появились только в СССР?

А.Л.: Крупнейшие музеи, работающие в России сегодня, появились до революции. Они и тогда удовлетворяли требованиям к серьёзным музеям и сейчас удовлетворяют. Другое дело, что сегодня эти требования сильно отличаются от тех, что были полтораста лет назад.

В России музеи либо топовые, либо дурная самодеятельность.
Середины нет

А.С.: Сегодня в России существуют, на Ваш взгляд, хорошие музеи?

А.Л.: В этом вопросе содержится несколько вопросов. Потому что следует уточнить – хорошие с какой точки зрения? – По качеству коллекции, инфраструктуры, по уровню музейной педагогики. Поскольку я сегодня говорю с позиции музейного проектировщика, то сужу вопрос: каковы российские музеи по уровню проектирования (например, по концепции, сценарию и дизайну экспозиции)? Если судить по высшим достижениям, всё не так уж плохо: есть у нас несколько музеев, которые не уступают лучшим западным образцам. А вот средний уровень пока очень слабый. И главная проблема не в том, что у нас мало музеев экстра-класса – их везде мало. В западных странах профессионально сделанные музеи крепкого среднего уровня количественно преобладают, а в России их единицы. У нас они либо топовые, либо дурная самодеятельность. Середины нет.

А.С.: Перенимая зарубежный опыт какие из зарубежных музеев стоит взять на образец?

А.Л.: Наиболее продвинутые в области музейного дела страны – Великобритания, Германия, Австрия, Швейцария и Голландия. На них и нужно ориентироваться.

А.С.: Часто отечественные музеи отправляли и отправляют сотрудников для перенимания опыта в зарубежные. Вам известны случаи, когда увиденное было с пользой внедрено у нас? Существует ли критерий (или должен ли существовать) кого отправлять в подобные командировки?

А.Л.: Совсем не часто! У наших музеев нет средств на зарубежные стажировки для сотрудников. Если это и происходит, то, как правило, за счёт грантодающих организаций. И это сравнительно редкие случаи.

Инзель Хомбройх. Павильон 12-ти залов

Музей – это не здание, а то, что внутри здания

А.С.: Существуют стандартные ошибки в проектировании музеев? Какие? Когда удаётся понять, что при проектировании допущена ошибка?

А.Л.: Да, их несколько. Первая состоит в том, что люди, принимающие управленческие решения, представляют себе музей как здание (желательно с колоннами), и сразу прибегают к услугам архитекторов. А музей – это не здание, а то, что внутри здания. Поэтому сначала нужно спроектировать именно его, разработать концепцию будущего музея, и только на её основании формулировать техзадание для архитекторов. Иногда бывают просто курьёзные случаи. В одном регионе построили новое здание для областного музея. Говорят: «Музейщики, вот вам музей!». Музейщики приходят, а них скульптура ни в один проём не проходит – нужно фасад разбирать.

Вторая распространенная ошибка – когда для проектирования нового музея привлекают не музейных проектировщиков, а музейных работников. А они, как уже было сказано выше, представители другой профессии. Обычно у них нет опыта создания новых музеев. Эти эксперименты тоже не всегда заканчиваются удачно.

И наконец, третья ошибка типична для частных коллекционеров, создающих собственные музеи. Многие из них искренне полагают, что если выставить свою коллекцию в публичном пространстве, она и станет музеем. Увы, это не так. Разница такая же, как между самосвалом кирпича и готовым домом.

А.С.: Приходилось ли исправлять ошибки работе в уже существующих музеев?

А.Л.: Конечно. Любая модернизация существующего музея предполагает исправление выявленных ошибок. Порой это даже не ошибки, а процесс естественного старения. То, что было хорошо 40 лет назад, сегодня уже не годится. Бывает, приходится исправлять ошибки в проектировании ещё не открытого музея. Реальный случай: создавался крупный региональный музей. Заказчики решили не привлекать музейных проектировщиков, обойтись силами дизайнеров. Два года мучились, а за четыре месяца до открытия (которое нельзя было отложить) осознали, что не будет никакого музея – даже плохого. Бросились за помощью к нашей Лаборатории. Пришлось взять на себя роль бригады скорой помощи. Не могу сказать, что этот вид работы принадлежит к числу мною любимых: куда лучше делать с нуля, чем исправлять чужие «косяки». Но иногда приходится.

Лучшие из музеев чем-то похожи друг на друга,
а худшие неудачны по-разному

А.С.: Какие музеи являются наиболее неудачными?

А.Л.: Лев Толстой говорил: «Все счаст­ливые семьи похожи друг на друга, каждая нес­частли­вая семья нес­частлива по-своему». Так и с музеями: лучшие из них чем-то похожи друг на друга, а худшие неудачны по-разному. Поэтому я выделю из их числа организации, наносящие ощутимый вред музейному делу. Имею ввиду бесконечные мультиплексы (целиком электронные экспозиции) и квазимузеи (рестораны, магазины, пивные, на вывесках которых написано «музей»). Не подумайте, что я против ресторанов или выставки Ван Гога (на которую «водил меня Серёга»). Среди них тоже есть хорошие и плохие. Но не всякое хорошее дело нужно называть «музеем». Возникает подмена понятий, следствие которой становятся: «разруха в головах» рядовых граждан, перестающих понимать разницу между бытовым и музейным предметом и уже удивляющихся отсутствием ценников в музеях; дезориентированность людей, принимающих финансовые решения в области музейного дела; разрушение самого музейного дела.

А.С.: Интересуетесь ли Вы музейно-выставочными мероприятиями? Какие из них за последнее время можно положительными? А какие мероприятия не удались?

А.Л.: У меня к выставкам два интереса, причём разных. Одни интересны мне как искусствоведу (когда меня увлекает сам экспонируемый материал). Например, выставки Серова и Лисицкого посмотрел с большим удовольствием. Другие выставки привлекают тем, как они сделаны (сценарий, дизайн экспозиции). Например, выставки «Библия Гутенберга» и «Время собирать» в Ивановском зале РГБ были определенно хороши.

Если же говорить о слабых сторонах отечественной выставочной деятельности, то главной проблемой является избыточное количество выставок, а их качество – проявление этой проблемы. Например, мне попался на глаза отчёт по одному региону, где рапортовали о 56 выставках в год – в среднем на музей (т.е. больше, чем недель в году). Подставим себе обычный муниципальный музей: выставочного зала нет, отдельного помещения для упаковки/распаковки экспонатов тоже. Значит, всё это по принципу «у нас три выставки в одной витрине». Иначе бы ни одного экспозиционного дня не осталось – шёл только монтаж и демонтаж. С музеев спрашивают количество. В итоге вместо того, чтобы вбросить ресурсы в подготовку двух-трёх блокбастерных выставок, делают несколько десятков проходных.

А.С.: Кого из специалистов по музейному проектированию можете назвать в числе наиболее выдающихся?

А.Л.: Если говорить о зарубежных коллегах, я бы назвал австрийца Дитера Богнера (Dieter Bogner) и недавно умершего испанца Хорхе Вагенсберга (Jorge Wagensberg Lubinski). Что же касается нашего отечества, то у нас есть хороший музейный дизайн – не только в Москве и Петербурге, но и в Екатеринбурге, Перми… Есть сильные команды социо­культур­ных проекти­ровщиков ­– и опять не только в столицах, но и, например, в Ижевске. Но если говорить о полном цикле музейного проектирования, то возглавляемая мной Лаборатория является единственной российской организацией, осуществляющей все виды работ.

Музей Черномырдина. Экспозиция ретроавтомобилей

А.С.: Можете назвать сколько музейных проектов с Вашим участием осуществлено, и которые из них наиболее запомнились или Вы считаете значимыми и понравившимися?

А.Л.: Сколько сказать не могу. Точно больше двухсот. Только должен оговориться, что словосочетание «музейный проект» у многих стойко ассоциируется с созданием экспозиции. А это далеко не всегда так. Например, среди моих проектов есть разработка виртуальных музеев и концепций развития музеев. Это тоже музейные проекты.

Насчёт значимости этих проектов пусть другие скажут. Если же говорить о моих личных предпочтениях, то мне наиболее интересны проекты создания музеев «с нуля». Вот не было ничего – пустырь, на глазах нём вырастает музейное здание, а мы там делаем музей – от А до Я. Такие удачи выпадают редко, но это самое увлекательное в нашей работе. Последний проект Лаборатории музейного проектирования, относящийся к этой категории – Музей Черномырдина в Оренбургской области. Это большой музей – по сути, три музея в одном. Один посвящён самому Виктору Степановичу, второй – его коллекциям: живописи, ретроавтомобилей и др., третий – «земле Черномырдина». Одиннадцать экспозиций, и все разные. Музей уже готов, но ещё официально не открылся.

А.С.: Ваша страница на Фейсбук очень интересная, рассказывающая о животрепещущих событиях в сфере музейного создания. Помогает ли она Вам в работе или это элемент отдыха, но, тем не менее, связанный с работой?

А.Л.: Наверное, речь не про мою личную страницу, а про группу «Лаборатория музейного проектирования», которую я модерирую и сам много туда пишу. Это, скорее, элемент отдыха, связанный с работой. Хотя и не совсем отдыха. Например, участие в научной конференции или круглом столе – это отдых или работа? Наверное, ни то, ни другое. Это профессиональная коммуникация. Моя группа даёт мне возможность постоянно общаться в профессиональной среде. Это и полезно, и интересно.

А.С.: Благодарим ещё раз за потраченное время! Надеемся, что встречаемся не в последний раз!

А.Л.: Отлично! До встречи!

Алексей Лебедев (авт. Igor Yakovlev)

Лебедев Алексей Валентинович (Москва), доктор искусствоведения.
Автор более 300 публикаций по истории искусства и музейному делу.
С 1979 по 1997 год работал в Государственной Третьяковской галерее.
С 1997-го по 2013-й — в Российском институте культурологии, где возглавил Лабораторию музейного проектирования.
В настоящее время Лаборатория работает как самостоятельная организация.

Изображения предоставлены А.В. Лебедевым

Источник