курт воннегут времятрясение о чем
«Времетрясение» – произведение, которое Курт Воннегут называет своим «романом-мемуарами», – стало, по словам писателя, его последней работой в жанре прозы, своеобразной кодой его карьеры. Роман словно бы подводит итог всего предыдущего творчества Воннегута, соединяя в себе все приметы его неподражаемого стиля – изысканность причудливого построения, точный, жесткий сарказм и редкостное, идеальное слияние содержания и формы.
В память о Сеймуре Лоуренсе, романтике и великом издателе странных, историй, рассказанных с помощью чернил и отбеленной древесной массы.
«Совпадение персонажей книги с реальными лицами, ныне, здравствующими либо покойными, ненамеренно и чисто случайно». Еще бы! Эти лица сами – плод случайного стечения обстоятельств.
Когда вышел рассказ Хемингуэя, я жил в Барнстэбл-Вилидж на мысе Кейп-Код. Я спросил у одного местного рыбака, что он думает об этой повести. Он сказал, что главный герой – полный идиот. Ему нужно было срезать с рыбины лучшие куски мяса и положить в лодку, а что не поместится – бросить акулам.
Возможно, под акулами Хемингуэй подразумевал критиков, которые разгромили – появившийся после десятилетнего перерыва – его роман «За рекой, в тени деревьев», вышедший за два года до «Старика и моря». Насколько мне и известно, он никогда в этом не признавался. Но под марлинем он вполне мог подразумевать этот свой роман.
И вот в 1996 году я обнаружил, что написал роман, в котором не было сюжета, в котором не было смысла, который вообще не хотел, чтобы его писали. Merde![1] Я десять лет ловил эту рыбину, если так называть мой роман. К этой рыбине ни одна уважающая себя акула не притронется.
Мне недавно исполнилось семьдесят три года. Моя мать дожила до пятидесяти двух, мой отец – до семидесяти двух. Хемингуэй совсем немного не дожил до шестидесяти двух. Я зажился на свете! Так что же мне было делать?
Правильный ответ: отрезать от рыбы филейную часть. Остальное – выкинуть в помойку.
Этим-то я и занимался летом и осенью 1996 года. Вчера, 11 ноября сего года, мне исполнилось семьдесят четыре. Семьдесят четыре, подумать только!
Иоганнес Брамс перестал писать музыку, когда ему исполнилось пятьдесят пять лет. Хватит! Моему отцу-архитектору архитектура стала поперек горла, когда ему исполнилось пятьдесят пять. Хватит! Все лучшие американские писатели написали свои лучшие романы до пятидесяти пяти. Хватит! А для меня времена, когда мне было пятьдесят пять, были бог знает как давно. Имейте сострадание!
Моя огромная рыбина, которая соответственно и воняла, называлась «Времетрясение». Давайте называть ее «Времетрясение-один», а еще – первая книга про катаклизм. А то, что перед вами, эту уху из лучших кусков той самой рыбины, приправленную мыслями и событиями, произошедшими за последние семь или около того месяцев, будем называть «Времетрясение-два», а еще – вторая книга про катаклизм.
Идея в первой книге про катаклизм была такая. Произошел катаклизм, неожиданное завихрение в пространственно-временном континууме, и мы оказались вынуждены повторить в точности те же действия, что проделали за последние десять лет. Это было «дежа вю», длившееся десять лет подряд. Бесполезно было жаловаться, что ничего нового не происходит, только повторяется старое, бесполезно было задумываться, а не поехала ли у тебя крыша, бесполезно было задумываться, а не поехала ли крыша заодно и у всех на свете сразу.
Вы ничего не могли сделать во время «вторых» десяти лет, если вы не сделали этого во время «первых». Вы даже не могли спасти собственную жизнь или жизнь любимого человека, если вам это не удалось в «первые» десять лет.
Я придумал, что катаклизм в одно мгновение перебросил все и вся из 13 февраля 2001 года в 17 февраля 1991-го. А потом мы все не спеша, минута за минутой, час за часом, год за годом, возвращались обычным путем в 2001 год, снова ставили не на ту карту, снова женились не на той, снова подцепляли триппер. Повторилось абсолютно все, без исключения!
Только дожив до момента, когда произошел катаклизм, мы перестали быть роботами, перестали повторять наше прошлое. Как написал старый писатель-фантаст Килгор Траут, «только когда свобода воли снова взяла всех за жабры, люди перестали бежать кросс с препятствиями, которые сами себе заранее нагородили».
В действительности Килгора Траута не существует. В нескольких романах он был моим альтер эго. Но из первой книги про катаклизм сюда попали главным образом места, где говорится о том, что он делал или думал. Я спас от забвения несколько его рассказов, а он с 1931 года, когда ему было четырнадцать, по 2001 год, когда он умер восьмидесяти четырех лет от роду, написал их несколько тысяч. Большую часть своей жизни он был бомжом, а умер в роскоши в номере имени Эрнеста Хемингуэя в доме для престарелых писателей под названием Занаду[2] в курортном местечке Пойнт-Зион, штат Род-Айленд. Утешительный факт.
На смертном одре он рассказал мне про свой первый рассказ. Действие происходило в Камелоте, при дворе Артура, короля Британии. Придворный волшебник Мерлин произносит заклинание, и у рыцарей Круглого Стола оказываются в руках станковые пулеметы Томпсона с полным боекомплектом пуль дум-дум[3] 45-го калибра.
Сэр Галахад, истинный рыцарь без страха и упрека, изучает оказавшееся у него в руках новое средство для убеждения окружающих в пользе благородства и добродетели. В процессе изучения он спускает курок. Пуля разбивает вдребезги Святой Грааль и превращает королеву Гвиневеру в мясной фарш.
Вот что сказал Траут, когда понял, что «вторые» десять лет прошли, и что теперь ему и всем-всем надо думать, что делать дальше, надо снова подходить к жизни творчески: «О боженька ты мой! Я слишком стар и слишком опытен, чтобы снова затевать игру в русскую рулетку со свободой воли».
Да, я тоже был персонажем первой книги про катаклизм. Я появлялся на миг в одном эпизоде. Дом для престарелых писателей под названием Занаду устроил летом 2001 года пикник на берегу океана. Прошло шесть месяцев, как окончились «вторые» десять лет, шесть месяцев, как свобода воли снова взяла всех за жабры. И вот я был на этом пикнике.
Кроме меня, там было еще несколько вымышленных персонажей этой книги, включая и Килгора Траута. Мне была оказана честь услышать, как старый и забытый писатель-фантаст рассказал, а потом и продемонстрировал собравшимся то особое место, которое люди занимают во Вселенной.
Так что я закончил свою последнюю книгу, осталось дописать лишь вот это предисловие. Сейчас 12 ноября 1996-го, до публикации, до момента, когда книжка вылезет из влагалища печатного пресса, осталось примерно девять месяцев. Куда спешить? Срок беременности у индийских слонов в два с лишним раза дольше.
Курт Воннегут «Времетрясение»
Времетрясение
Язык написания: английский
Перевод на русский: — В. Обручев, И. Свердлов (Времетрясение) ; 2000 г. — 3 изд. — Т.Ю. Покидаева (Времетрясение) ; 2010 г. — 6 изд.
«Времятрясение» — произведение, которое Курт Воннегут называет своим «романом — мемуаром», — стало, по словам писателя, его последней работой в жанре прозы, своеобразной кодой его карьеры. Роман словно бы подводит итог всего предыдущего творчества Воннегута, соединяя в себе все приметы его неподражаемого стиля — изысканность причудливого построения, точный жесткий сарказм и редкостное, идеальное слияние содержания и формы.
Самиздат и фэнзины:
Издания на иностранных языках:
Доступность в электронном виде:
Сентиментальная, грустная, но Блестящая книга!
Это одно из тех произведений, которое можно цитировать и цитировать.
Да, Воннегут он и в 75 остался Воннегутомом!В возрасте, когда люди уже начинают впадать в маразм, он написал очень едкий, жесткий роман. Обычный человек, когда ему что-то очень сильно не нравится и он хочет об этом очень сильно высказаться, рискует показаться окружающим смешным и жалким. Воннегут же блестяще использует для этого свой литературный талант и любая, дикая для современного американца и европейца, мысль, как та, что коммунизм-это хорошо, или что Сахоров не заслуживал нобелевской премии Мира, не вызывает отторжения. Воннегут не выглядит здесь старым брюзжащим ископаемым, наоборот, он современен и едок. Он наполняет страницы текста тоннами мыслей, разбавляя все это не менее умными чепуховинами. Такие чепуховины могут рождать немногие: Шекли, Силверберг, да Воннегут (выкину отсюда Паланика, т.к. его чепуховины пусты).
Автор заканчивает роман очень трогательно, эпитафией своему брату, который недавно скончался. За всем этим отчетливо видна одна и та же мысль: как тяжело человеку оставаться одному, когда все твои близки давно отошли в мир иной, и как тяжело прожить эту жизнь и не уйти вслед за ними. Здесь понимаешь, что Курт Воннегут обычный уставший пожилой человек.
«В пору юности я был наивен, но поскольку не просил, чтобы меня произвели на свет, то спросил совета у своего тогдашнего литературного агента — как закончить рассказ, не перебив всех героев. Мой агент работал литературным редактором в толстом журнале и, кроме того, был консультантом по сценариям в Голливуде.
Спустя много лет он в здравом уме и твердой памяти покончит с собой, застрелится из дробовика двенадцатого калибра.»
«Жизнь человеческая шумна, яростна и. ничего не значит». Такие слова я прочитал в одной аннотации к роману У. Фолкнера «Шум и ярость». И эти же слова пришли мне на ум когда я читал «Времетрясение». Кажется, именно на эту тему рассуждает Воннегут и в своем романе, рассуждает в свойственной ему манере парадоксальной фантастики, то наполняя её интонациями иронии и сарказма, грубоватого юмора, то нарочито бесстрастно. Я бы сказал, что в этом романе он не внес ничего нового в своё творчество по сравнению с прежними и лучшими, на мой взгляд, вещами, такими как «Бойня номер пять», «Колыбель для кошки», «Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер». Узнается «фирменный» «телеграфно-шизофренический» стиль. Но, пожалуй, здесь автор наиболее откровенен с читателем, сообщая ему разные семейные подробности и т.п. Но это не исповедь. Воннегут почти никогда не говорит непосредственно о чувствах людей, но лишь точно фиксирует обстановку и факты, хотя бы и вымышленные, при этом весьма сдержанно (в смысле эмоциональности) высказывая иногда своё отношение к ним. Подобно Сократу он исподволь предлагает читателю самому сделать все «выводы». Из текста видно, что его автор – человек, который абсолютно не заботится о вежливости и «политкорректности» когда желает сказать читателю что-то, что он считает важным. Он может даже заметить мимоходом, что Килгора Траута не существует в действительности! Искренность – та черта, за которую иному писателю простятся и какие-то литературные огрехи. Впрочем, к Воннегуту это мало относится. Он, пожалуй, один из немногих авторов, чтение которых никогда не бывает утомительным. Рассказы Траута, однообразные по форме и напоминающие карикатуры на низкопробную НФ, всегда оригинальны и остры. И во «Времетрясении» и всех других вещах Воннегута меня поражало его умение говорить о высоком без пафоса, о грустном без горечи, а о веселом вообще не говорить, не впадая при этом в меланхолию и депрессию, продолжая жить, писать книги. Иногда мне представляется, что Воннегут всю жизнь писал один единственный и неповторимый роман, который, как и человеческая жизнь, имеет предел, но который никогда не может быть закончен. Не суть важно, написал ли Воннегут все свои книги сам, или же он только вытаскивал рукописи Килгора Траута из «мусорного бака без крышки, прикованного к пожарному гидранту, что напротив Американской академии искусства и словесности». Всё равно нужно быть благодарными К. Воннегуту за то, что и не без его трудов мы, как и он, умеем «находить в хороших книгах, иной раз очень смешных, что-то, что придает жизни смысл, несмотря ни на что».
Последний роман Курта Воннегута, уставшего за свою долгую жизнь шутить, прикалываться и смеяться над глупостями человеческого рода. Ему и раньше было несладко в жизни, даже не все родственники воспринимали Воннегута всерьез — например, тетка Элла Воннегут Стюарт не продавала в своем книжном магазине его книг, так как считала их «непристойной» литературой. Курту приходилось выкручиваться и делать вид, что он-де совершенно не при чем, просто пересказывает рукописи полусумасшедшего нищего графомана Килгора Траута.
Этот роман тоже в основном построен на пересказывнии рассказов Килгора Траута, чужих историй и собственных воспоминаний. Зачем люди сочиняют себе псевдонимы, помимо утилитарных целей уйти от налогов и разъяренных соседей? Прикрываясь чужим именем, как маской, можно позволить себе вольность стиля и свободу высказывания, персонифицируя себя-пишущего с неким абстрактным Траутом, перекладывая, таким образом, моральную ответственность на выдуманное лицо, существующее в воображении. Килгор Траут появляется почти в каждом романе Воннегута — то как один из главных персонажей, то в эпизодической роли.
Маска оказалась настолько привлекательной, что в 1975 году другой американский шутник и завзятый мистификатор, Филип Жозе Фармер, выпустил роман «Венера на половине ракушки», подписавшись «Килгор Траут»!
В последнем своем, мемуарном романе, Курт Воннегут не устоял против соблазна, и опять включил-таки одним из основных действующих лиц незабвенного Килгора.
Получилась не линейная мемуарная проза, а своеобразный сборник рассказов, черновиков и анекдотов, смесь фантастики, реальности и горькой сатиры — о том, как химические элементы на вселенском конгрессе приговорили человечество к смерти за всевозможные преступления; о том, как дятлы в Канаде прекратили долбить деревья ради личинок, а перешли на комаров и мошек; про какого-то двоюродного дедушку Карла Баруса, который мог бы получить Нобелевскую премию по физике, если б не ленился; про то, в каком возрасте и от чего умер брат; где и когда женились дети; почему пиво, сваренное дедушкой, получило премию на Парижской выставке 1889 года; почему в США вымер жанр рассказа; про своего литагента и привычки фронтового друга; про свои картины и «абстрактный экспрессионизм» вообще, и многое, многое другое… Книга наполнена всяческими приятными мелочами, из которых, собственно говоря, и складывается жизнь. Например, жизнь такого талантливого мастера и оптимиста, как Курт Воннегут.
Проза Воннегута насквозь афористична. Что ни предложение — то новый взгляд на обыденные вещи и устоявшийся миропорядок.
Самый главный афоризм в романе: «Святые — это люди, которые приносят пользу и поступают бескорыстно». Может быть, именно по бескорыстности скорбит Воннегут на закате жизни:
«Мое поколение в большинстве своем разочаровано».
Понравилось. Можно было бы сказать «очень», но почему-то не получается. Не «очень». Но всё равно очень понравилось. В цитаты можно выносить целые абзацы. С чем-то я очень не согласен. А с чем-то согласен не полностью. Наверное, это правильно. Взгляд на жизнь старого, мудрого человека, у которого всё в порядке с чувством юмора. Этакая книжная Кин-дза-дза для меня.
Что я могу сказать об этой книге, если она сама о себе говорит так много и так ясно? Говорит так, как мне никогда не сказать?
«В действительности Килгора Траута не существует. В нескольких романах он был моим альтер эго. На смертном одре он рассказал мне про свой первый рассказ. Действие происходило в Камелоте, при дворе Артура, короля Британии. Придворный волшебник Мерлин произносит заклинание, и у рыцарей Круглого Стола оказываются в руках станковые пулеметы Томпсона с полным боекомплектом пуль дум-дум 45-го калибра. Сэр Галахад, истинный рыцарь без страха и упрека, изучает оказавшееся у него в руках новое средство убеждения окружающих в пользе благородства и добродетели. В процессе изучения он спускает курок. Пуля разбивает вдребезги Святой Грааль и превращает королеву Гвиневеру в мясной фарш».
Растащить на цитаты и анекдоты. Это соло на Ундервуде по-американски (вот ирония-то, благодаря Довлатову я и узнала о Воннегуте, а теперь так и напрашивается это сравнение, хотя эта формула наоборот не работает =)
Давно так не смеялась, и давно не встречала столько хороших и интересных мыслей в одном месте — концентрированный компот мудростей от американского писателя немецкого происхождения.
Встретила фразу, что «неинтересно будет даже для фанатов писателя». Не верится в это ни капли.
Замечательный роман! Заставляет по иному посмотреть на время,заставляет задуматься о том насколько люди сами решают свою судьбу. Стиль Воннегута, умное произведение,с изрядной долей юмора. После этого романа фраза «Динь-динь-дон» прочна вошла в мой лексикон 😆
Времетрясение
В.А. Обручев, И.В. Свердлов
«Времетрясение» — последний роман Курта Воннегута. Опубликован в 1997 году.
Содержание
Стиль
«Времятрясение» — полу-автобиографический роман, в котором изложение фантастического сюжета с вымышленными героями переплетается с мемуарной прозой, а также рассуждениями на темы социализма, гуманизма и морали.
В предисловии Воннегут утверждает, что существовала первая версия романа («Времятрясение-один»), «роман, в котором не было сюжета, в котором не было смысла, который вообще не хотел, чтобы его писали», и что опубликованная версия («Времятрясение-два») — это «уха из лучших кусков [первой версии романа], приправленная мыслями и событиями, произошедшими за последние семь или около того месяцев».
Как и во многих других романах автора, повествование нелинейно. Кроме того, в финальных сценах романа автор появляется в качестве персонажа фантастической ветки сюжета, встречаясь с Килгором Траутом — своим альтер эго. Такой же приём Воннегут использует, например, в коротком эпизоде «Бойни номер пять».
Сюжет
13 февраля 2001-го года происходит катаклизм — «времятрясение», в результате которого весь мир был отброшен в 17 февраля 1991-го. Следующие («подарочные») десять лет все вынуждены точь-в-точь повторять все действия, которые совершили при первом проживании этого периода, полностью осознавая это повторение, но без возможности что-либо изменить.
Когда «подарочные» десять лет заканчиваются, люди, привыкшие просто следовать повторяющимся событиям, впали в ступор, неспособные принять какое бы то ни было решение. Происходит множество аварий и столкновений из-за застывших пилотов, водителей и других специалистов. Это состояние Воннегут называет «свобода воли взяла всех за жабры».
Мир спасает Килгор Траут, писатель-фантаст, сквозной персонаж многих романов Воннегута. На момент катаклизма он — старик-бомж, живущий в приюте для бездомных в Нью-Йорке. С помощью сотрудников Американской академии искусств и словесности — секретарши Моники Пеппер и охранника Дадли Принса — Траут «будит» застывших людей и побуждает их к действию формулой «Ты был болен, но теперь ты снова в порядке, и надо столько сделать».
После того, как процесс пробуждения запущен, Траут, Моника и Дадли, отстранённые властями от участия в дальнейшем восстановлении, едут в дом для престарелых писателей «Занаду». Туда же приезжает сам Воннегут и множество друзей и знакомых обоих писателей. Герои ставят пьесу об Аврааме Линкольне, чествуют Траута как спасителя мира, после чего он, умиротворённый, умирает.
Факты и даты
Произведения Килгора Траута, упомянутые в романе
 |
Творчество Курта Воннегута