лягушка символ чего у славян
Лягушка символ чего у славян
Родноверие Славян запись закреплена
Образ лягушки в славянской мифологии.
В традиционных представлениях лягушка чаще всего соотносится не с человеком вообще, а конкретно с женщиной. Из-за сходства лягушачьих лап с человеческими руками украинцы считают, что лягушка в прошлом была женщиной. Связь образа лягушки с женщиной обнаруживается в народной речи в сравнении: «Баба, что жаба», — а также в распространенном экспрессивном назывании злой женщины «жабой». Эта связь прослеживается в приметах. Белорусы, например, верили, что если в Новый год, на Рождество в дом первой придет женщина, то весь год в хате будут жабы. В толкованиях снов лягушка символизировала для парня девушку, а для женщины — подругу. На Ви-тебщине, если у рыбака неудачной оказывалась ловля или в сети попадались одни лягушки, подозревали, что через его невод перешагнула женщина в период месячных очищений, и, следовательно, «нечистая».
Образ лягушки — один из самых распространенных в восточнославянской вышивке, украшающей предметы убранства жилища — полотенца, подзоры и детали женского костюма — подолы рубах, головные уборы. Причем особенностью этих изображений является выделенность «утробы» лягушки с помощью цвета, сочетания разнофактурной вышивки бисером, бусинами, резаным перламутром. Таким образом, лягушка соотносится конкретно с утробой как местом вынашивания потомства. Человеческая утроба может восприниматься в народном сознании как место рождения лягушек. Так, по украинским представлениям, если выпить настой из сушеной лягушки, то внутри зародятся лягушата. В Вятской губернии существовала легенда о том, что в старые времена одна беременная женщина прокляла своего младенца, находящегося еще в утробе, и родила лягушку. Эта легенда соотносится с известным сказочным мотивом наговора на молодую царицу в том, что она родила не ребенка, а лягушку. Этот мотив был использован А. С. Пушкиным в «Сказке о царе Салтане».
Кроме признака объемности утробу и лягушку объединяет их хтоническая природа. Если хтоническая природа лягушки ясна, то соотнесение утробы с подземным миром восстанавливается согласно представлениям о появлении детей из «иного» мира, — мира, который расположен под землей. Потусторонняя природа женской утробы прослеживается в ее народном названии «золотник»: в традиционном сознании золото выступало как признак «иного» мира. Кроме того, в культурах европейских народов, в том числе и у славян, существовали представления о женской матке как лягушке. Так, соседи восточных славян — литовцы считали, что «матка в животе бабы живая, в виде лягушки». В Баварии верили, что матка в виде жабы вылезает изо рта больной женщины во время сна, чтобы выкупаться, и если к пробуждению она вернется на свое место, то больная выздоровеет. Если же женщина после выхода матки закроет рот, то матка не сможет вернуться, и тогда женщина останется бесплодной. Способность матки передвигаться вне женского тела отражена в белорусских заговорах «на легкие роды»: «Золотник-золотнич-ку, упрошаю цябе: по животу ня ходзи, живота-серця ня тошни; идзи на мора; там табе погуляць и у моей косьци не стояць» У многих славянских народов делали железные и восковые изображения матки в форме жабы и по обету приносили в храм для излечения бесплодия.
Таким образом, лягушка в народных представлениях связывалась с идеей деторождения. Это естественно, так как у многих народов это животное являлось символом многоплодности. Не случайно изображения ляшки вышивались на подзорах свадебных простыней и на головных уборах, которые молодые женщины носили только первые годы замужества, до рождения первого или второго ребенка. Показательно, что на материале русской вышивки лягушка, как сама Земля, выступает как абстрактный символ порождающего начала: в «утробе» лягушки зачастую изображаются образы птиц, цветов, людей. Взаимосвязь этого животного с деторождением обусловила известный у восточных славян обычай есть жаб для излечения от бесплодия. Здесь же следует упомянуть о народной примете, согласно которой приснившаяся жаба предвещает беременность и даже, более конкретно, — рождение девочки, что еще раз свидетельствует о женской символике лягушки.
Своеобразная связь лягушки с деторождением прослеживается в назывании в украинском языке жабы и растения «дето-родник» одним словом — «короста», «коростовка». В Вятской губернии подобная связь, но со знаком минус, обнаруживается в представлениях о свойствах травы «лягушачья лапа»: сколько отростков корня этой травы съест женщина, столько лет у нее не будет детей, если съесть весь корень, то детей не будет совсем.
Способность лягушки раздуваться внешне соотносит ее образ с беременной женщиной. Эта соотнесенность проявляется также в народных приметах: если во время беременности женщина с испугом наступит на лягушку, у ребенка на теле будет пятно, похожее на лягушку. Кроме того, у русских пятна, которые появляются на лице женщины в период беременности, тоже называются «лягушки».
Символика «материнства» лягушки отчасти подтверждается тесной связью этого животного с молоком. Украинцы, например, даже причисляли лягушек к животным, дающим молоко. У русских широко были распространены представления о лягушках-коровницах, высасывающих молоко у коров. У белорусов лягушек кидали в молоко, чтобы оно было холодным и «не осело». Общеизвестны также представления, что во время грозы молоко не скиснет, если в него успеть посадить лягушку. Если в тело человека через рот попадала лягушка, то наиболее действенным способом ее извлечения оттуда считалось выманивание с помощью молока.
В фольклоре и магической практике образ лягушки нередко наделялся и любовно-брачной символикой. Так, в сказке «Царевна-лягушка» героиня-невеста наделяется обликом этого неприглядного животного. В русской легенде «Ночные видения» странник ночью видит в спальне у счастливых супругов лягушку, которая перепрыгивает с одного на другого, что символизирует супружескую любовь и лад в семье. В свадебной обрядности словаков, граничащих с восточными славянами, существовал ритуальный танец «жабска», имитирующий спаривание лягушек. У них же пекли свадебный калач «радостник» с изображением молодоженов и лягушки.
Обычные лягушки повсеместно у русских использовались в любовной магии. В Вятской губернии, чтобы приворожить к себе предмет любви, ловили пару скрестившихся лягушек и сажали в муравейник, позже доставали оттуда оставшиеся косточки в виде петельки и крючка, который зацепляли на одежде возлюбленного. В Ярославской губернии старая дева, чтобы выйти замуж, находила в болоте лягушку и старалась сесть на нее голым телом.
Хтоническая природа лягушки объясняет представления о ее связи с землей и водой. По народным поверьям, убиение лягушки способно вызвать дождь. Причину засухи восточные славяне видели в том, что лягушка закрывает источник влаги. Чтобы пошел дождь, жители Полесья, а также русские во многих местностях убивали лягушек, нанизывали их на нитку и вешали на куст, что, по народным представлениям, должно было обеспечить открывание источника небесных вод. В Оренбуржье вплоть до 1950-х годов дождь вызывали, разрубая лягушку и зарывая ее кверху животом в землю. Повсеместно существовала примета, что весной лягушки начинают квакать перед первым громом и, соответственно, — первым дождем.
У восточных славян до сих пор бытуют рассказы о том, что лягушка может впрыгнуть в рот спящему человеку и войти в живот. Там она, по поверьям, растет особенно быстро и сильно сушит человека, доводя его до «сухоты». В одном из вариантов сказки «Царевна-лягушка» лягушка является хранительницей источника «сильной» воды, которую дает герою для обретения физической силы. Связь лягушки с водой в этой же сказке проявляется в том, что прибытие героини на царский пир сопровождается грозой с громом, молнией и сильнейшим ливнем.
Восточные славяне видели в лягушке домашнего покровителя, а также верили, что домовой может появляться в облике этого животного. На Брянщине лягушку называли «дворовой» и были убеждены, что тот, кто ее прогонит от дома или убьет, умрет сам.
«Нечистота» лягушки как особенность существа хтоничес-кой природы обусловливает приписывание ей в народной традиции демонологических свойств. Очень часто лягушки соотносились с колдуньями, ворующими молоко чужих коров. Повсеместно у русских были распространены поверья об обращении ведьм в особых лягушек — коровниц, дворовых, высасывающих у коров молоко. В Ярославской губернии существовало предание о том, что проклятая родителями или некрещеная девушка превращается в лягушку-коровницу, которая по ночам выходит из воды и забирает молоко у коров.
По народным представлениям, передача колдовского знания происходила с помощью лягушки. На Русском Севере ее, например, глотали при посвящении в колдовство: «Колдун ведет тебя в баню на зори, он попросит, она выскочит, скакуха, эту скакуху нужно проглотить в себя». В одном из мифологических рассказов повествуется о другом способе принятия женщиной силы от заболевшей колдуньи: обретение «знания» происходит посредством залезания в пасть огромной лягушки. После того как женщина трижды пролезла в обнаженном виде сквозь нутро лягушки, ей колдунья задала вопрос: «Все ли ты видела, все ли теперь знаешь?» — «Та сразу же все поняла и стала с тех пор колдовать».
Всезнание лягушки находит любопытное преломление не только в мифологических рассказах, но и в других фольклорных жанрах. Причем это качество соотносимо с понятиями мудрости и священного знания. Так, например, в сказке «Пойди туда, не знаю куда» лягушка — самая мудрая, носительница абсолютного знания: она знает даже место, где находится «то, не знаю что». При этом она выполняет роль помощника героя и посредника между двумя мирами: она переносит героя из его царства туда, где находится искомая диковинка. Этой диковинкой оказывается не что иное, как источник изобилия пищи, то есть одна из форм источника жизни, находящегося в ином царстве.
С идеей обретения знания связан образ лягушки и в сказочном сюжете «Царевна-лягушка». В этой сказке царевна обладает способностью обращаться в лягушку, но ее зооморфный облик — явление временное, а не постоянный признак. В разных вариантах сказки оборотничество героини объясняется тем, что ее прокляла мать, заколдовал чародей Мухомор или Кащей. А окончательно она прощается со своим лягушачьим обликом, когда меняется ее «социовозрастной статус»: она становится женой Ивана-царевича. В сказке, отражающей архаичные мифологические представления об особенностях смены возрастного статуса, прежде чем получить новые социовозрастные признаки героиня — жена, мать — должна побывать в шкуре животного. Пребывая в чужом облике, героиня обретает определенные знания, которые реализуются в ее «чудесных умениях» — шить, ткать, печь, танцевать — а также, как сказано в финале сказки, «детей добывать».
МИФОЛОГИЯ
Лягушка: славянская мифология
В мифологических представлениях славян лягушка была связана с дождевой магией и плодородием земли, входила в круг тотемистических представлений, выступая в роли покровительницы чадородия, охранительницы и защитницы дома и хозяйства. Тот факт, что для жизни и продолжения рода лягушке была необходима вода, настолько тесно связывал этих земноводных с дождями, что лег в основу повсеместных поверий о том, что убийство лягушки вызовет дождь. С этой целью в засуху убивали прыгающих лягушек и блох, нанизывали их на нитку и вывешивали на кусте, приговаривая: «Как эти блохи и лягушки повисли, чтобы тучи повисли». Белорусы Полесья для прекращения засухи производили даже ритуальное захоронение лягушки: убитую лягушку одевали в одежду из тряпочек, клали в коробок и закапывали. Представление о связи лягушки с дождем породило многочисленные приметы: если лягушки по суше прыгают – к дождю, квакают – к ненастью, замолкают – жди скорого дождя и др. Связь лягушек с дождями выражалась не только в предупреждающих их появление «приветствиях», но и в бытовавших представлениях о том, что грозовые тучи, наполнены лягушками, змеями и жабами (их кваканье и шипение воспринимались как гром), которые вместе с дождем выпадали на землю.
Помимо «небесного» существовали представления и о «земном» происхождении этих предвестников дождя. Внешнее сходство с болотной кочкой или побуревшим на солнце камнем способствовали признанию лягушки хтоническим животным. По мнению древнего человека «столь близкое подобие этих животных земле вызвано тем, что они являются ее прямым порождением», что появляются они на свет «прямо из почвы, увлажненной оплодотворяющим дождем». Такое происхождение этих милых существ связывало их с отцом-Небом и матерью-Землей, поэтому в мифологических представлениях образ лягушки, одинаково тесно связанный как с водой, так и с землей, стал восприниматься как символ плодородия в широком смысле слова: плодородия земли, женщины, изобилия всех благ.
У восточных славян нередко считалось, что в каждом доме есть своя «хозяйка» в виде лягушки, живущая под порогом дома или под печью, оберегающая, по поверью, дом от несчастий. Верили, что домовой может появиться в облике этого животного. «В юго-западных областях России соблюдался запрет убивать «домашних» лягушек (т. е. тех, которые живут в подполье, под печкой, на дворе и т. д.), иначе счастье уйдет из дома». На Брянщине называли лягушку «дворовой» и были убеждены, что тот, кто её прогонит из дома или убьет, умрет сам. Схожее поверье существовало и у чехов, которые верили в домовика-лягушку, кваканьем предвещающую дождь.
Широко были распространены представления о связи лягушки с женским образом, сюжеты о происхождении лягушек от превращенных в них женщин. Изображения лягушки в распластанной позе делали ее образ почти неотличимым от образа рожающей женщины. Кроме того, мифологическое сознание объединяло женскую утробу с лягушкой, как имеющих общую хтоническую природу. «В культурах европейских народов, в том числе и у славян, существовали представления о женской матке как лягушке. Так литовцы считали, что «матка в животе бабы живая, в виде лягушки». В свадебной обрядности словаков, граничащих с восточными славянами, существовал ритуальный танец «жабска», имитирующий спаривание лягушек. У них же пекли свадебный калач «радостник» с изображением молодоженов и лягушки».
Отождествление распластанной лягушки с рожающей женщиной объясняет существование представлений о душе в облике лягушки. О забеременевшей вне брака говорили, что она наелась лягушек. «Рождение детей в некоторых местах объясняли тем, что аист бросает в печную трубу лягушек, которые, пройдя через дымоход, приобретают человеческий облик. В лягушке часто видели дух умершего, душу ребенка, похороненного некрещеным; иногда при виде лягушки в доме высказывали пожелание вечного упокоения». В ярославской губернии существовал обычай у бездетных женщин, скинув с себя одежду, ночью садиться на лягушку, стараясь лоном прикоснуться к ее коже, чтобы способствовать скорому зачатию. К этому приему прибегала и старая дева, чтобы выйти замуж. В вятской губернии существовало поверье: если беременная женщина проклинала носимого ею в утробе ребенка, то рождалась лягушка.
Связь лягушки с рождением детей сделали ее вышитое изображение символом счастливого брака и рождения потомства. На Русском Севере «стилизованное изображение лягушки вышивалось на подзорах свадебных простыней». Узор в виде ромба с крючками был широко распространен в вышивке, и представлял собой, по-видимому, стилизованное изображение распластанной лягушки, связанное с магией плодородия. Его общеславянское название – «лягушка» (у болгар – «жаба»), и эта «лягушка» была символом плодоносящей матери-Земли.
Брачный мотив в символике лягушки обусловил ее использование и в любовной магии: объеденные муравьями косточки двух спаривавшихся лягушек, брошенных живыми в муравейник, использовали с целью «присушивания» избранника.
Однако образ лягушки был амбивалентен и, наряду с положительными, нес и отрицательные характеристики. Прежде всего, это выражалось в связи лягушки с колдовством, с оборотничеством, с вредоносной магией. Не только домовой, охранитель жилища, но и водяной, банник и ведьма могли обращаться в лягушку. Так, ведьма превращалась в «лягушку-коровницу», которая по ночам выходила из воды выдаивать коров. Ведьмы и колдуны могли наслать порчу с помощью лягушки, к примеру «натирали лягушачьим жиром дверь человека, которого хотели ослепить» и т.д. Само обретение колдовского знания тоже происходило через посредство лягушки. На Русском Севере её даже глотали при посвящении в колдовство. Кроме того, считалось, что сам дьявол принимал образ огромной лягушки во время обряда посвящения в колдуны. Передача знания происходила посредством залезания в ее пасть.
Особенности образа жизни лягушек, зависимых от водной среды, представления об их «рождении» из увлажненной земли, о тесной связи с дождями, земными водоемами и подземными водами, придали образу лягушки черты «повелительницы мировых вод», обусловили ее почитание как символа плодородия и сакральных знаний, мудрости и всеведения, представление о которых сохранилось в русских народных сказках.
Использованные материалы:
Образ лягушки в вышивке и мифопоэтических представлениях восточных славян
Д. А. Баранов, Е, Л, Мадлевская
ОБРАЗ ЛЯГУШКИ В ВЫШИВКЕ
И МИФОПОЭТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ
В данной статье речь будет идти об образе лягушки в восточнославянской вышивке, встречающемся на предметах убранства жилища (полотенца, подзоры) и на деталях женского костюма (подолы рубах, головные уборы) севернорусских губерний (Архангельская, Олонецкая, Вологодская, Новгородская, Санкт-Петербургская) и Полесья (Черниговская, Волынская губ.); рассматривался материал коллекций РЭМ.
«Опознание» лягушки в вышивке сопряжено с трудностями двоякого рода:
2) различная степень условности изображения лягушки: от редко встречающихся вполне «реалистичных» (рис. 1) до более распространенных зооантропоморфных (рис, 2, 3, 4), нередко трансформирующихся в стилизованный растительный орнамент, в изображение двуглавого орла и др. (рис. 5, 10). Подобная нечеткость образа, а также своеобразная поза фигуры давали основания для малоубедительных интерпретаций (ср., например: «Каждое из них (изображений) в характерной распластанной «лягушачьей4» позе, типичной позе рожающей женщины (. )» и дальше: «(. ) Перед нами изображения (. ) богинь-рожениц» 8 ).
Возвращаясь к изображениям лягушки в вышивке, отметим наряду с характерной «распластанной» позой другой важный «опознавательный» признак: выделенность тела фигуры, ее «утробы» посредством увеличения размеров (рис. 6, 7), а также цветом — на волынскнх головных платках (хустках), с помощью сочетания разнофактурной вышивки бисером, бусинами, резаным перламутром — на севернорусских головных уборах. Можно предположить, что это не только отражение способности раздуваться «реальной» лягушки (обыгрывание мотива увеличения размеров этого животного характерно для разных фольклорных жанров: в загадках: «Этот толстый Тарас / Кричать горазд» 16 ; в пословицах: «Как не дуйся лягушка, а до вола далеко» 17 ; в сказке: герой садится на лягушку, та раздувается до огромных размеров и перепрыгивает через реку 18 ), но и репрезентация темы «лягушка —утроба». Связь этой пары слишком разносторонняя, чтобы быть охарактеризованной здесь полностью; обозначим только основные мотивы соотношения;
Женская матка в виде лягушки встречается и за пределами чисто языковых фактов. Так, словенцы и немцы делали железные и восковые вотивы матки в виде жабы и приносили по обету в храм для излечения от бесплодия 36 (рис. 8).
Характеристика образа лягушки была бы неполной без обращения к еще одному чрезвычайно информативному источнику — волшебной сказке, которая имеет свой особый язык, требующий дополнительной расшифровки. В этом смысле сказочный образ лягушки не связан напрямую с этнографическим контекстом. И вряд ли возможно соединить непосредственно одной нитью изображения лягушки в вышивке и образ сказочной лягушки. Тем не менее именно сказка раскрывает неизвестные или проясняет остающиеся до сих пор в тени характеристики этого образа. Обладая свойством сохранять в трансформированном виде детали архаичного культурно-исторического пласта, сказка позволяет еще раз увидеть неслучайность связи лягушки с «женским миром».
В наиболее ярком по использованию образа лягушки сказочном сюжете — СУС № 402 («Царевна-лягушка»), — в основе которого, как и в основе классической волшебной сказки в целом, лежит свадебный обряд (а основной идеей брака, как известно, является идея воспроизводства нового поколения, т. е. деторождение), героиня изначально предстает в облике этого мифологизированного животного. На первый взгляд в свете приведенной нами женской символики лягушки в контекстах «лягушка-мать», «лягушка-беременная» и др., связь облика героини с финальным итогом — «стали они детей добывать» 79 — может показаться непосредственной. Однако это не так.
Возвращаясь к сюжету «Царевна-лягушка», можно констатировать неслучайность пребывания героини именно в лягушачьей шкурке: в облике лягушки она «накапливает знание», которое затем реализуется в отмеченном выше финале («детей добывать»), а возможно, и в ее «чудесных умениях» (шить, ткать, печь, танцевать), о которых будет идти речь ниже.
В сюжете «Царевна-лягушка» опосредованно или достаточно прозрачно проявляется мотив творения мира в процессе тканья (шитья) 132 скатерти (полотенца, ковра, рубахи). Создание отливающего золотом и с восходом луны в середине «настольника», его неподъемность 133 — «(. ) когда он (герой) взял этот подарок в шелковой косынке, его сразу позвало на землю» 134 (ср.: Микула Селянинович с неподъемной земной тягой в сумочке) — не вызывают сомнения, что настольник есть не что иное, как само пространство с восходящей в нем луной 135 (ср. «ковер, не шито, не ткано, все равно как высажено» 136 ).
В сюжете опосредованно нашли отражение мифологические представления космологического характера:
1) о «материальном составе» творимого объекта (природная нить: трава 137 — растительный код; паутинки 138 — животный код);
2) о направлении движения от тьмы к свету (тканье происходит ночью (во тьме), к утру объект — на отливающем золотом настольнике восход луны —готов);
3)о преобразовании хаоса в упорядоченность 139 : разъятое «сырье» (собирание «отовсюду» по нитинке, по паутинке, по лоскутку); разрывание ткани на лоскутки, выбрасывание их в окно и разнесение по всему «белому свету», а затем — собирание воедино, т. е. упорядочение.
С признаком упорядоченности создаваемого объекта (в космогоническом аспекте) перекликаются мотив его идеализации и его эстетическая отмеченность (ср.: творения Царевны-лягушки самые красивые, такие, что «ни вздумать, ни сказать, ни пером описать», только по праздникам, в Христов день использовать).
Мотив творения мира в сюжете не исчерпывается «ремесленным» кодом. Отражение одного из актов космогенеза (создание ландшафта, живых существ (птицы, рыбы), а также культурных объектов (корабль)) реализуется посредством такого явления, которое в сказке квалифицируется как «чудесное умение» (в данном сюжете — умение «танцевать»). Основные детали эпизода «чудесного танца» Царевны-лягушки, соотносимого нами с актом творения, следующие:
2) Четкая регламентация времени, когда произойдет творение: пир с его кульминационным моментом — пляской героини, как правило, назначается на ночь — темное время суток (другая, единичная, модификация мотива тьмы:«(. ) вели папаше забить окна» чтобы не было свету во дворце (. ) 151 ) Характерное для космогонии преобразование тьмы в свет в сюжете реализуется с помощью мотива сияния в ночи света/огня/молнии при появлении Царевны-лягушки, а также посредством означенности видимости того (все увидели), что сотворила героиня.
3) «Материальный состав» / «сырье» для объектов творения — остатки еды (куски мяса, мослы — прах, твердь) и питья (жидкая субстанция), смешанные (в хаосе) в рукавах героини 152
Возвращаясь к образу лягушки в вышивке, важно еще раз отметить сложность и опосредованность отношений между изобразительным текстом и вербальными текстами мифопоэтической, обрядовой, сказочной или иной природы (ср., например, почти полное отсутствие изображения лягушки в белорусской вышивке при богатейшей по использованию этого образа вербальной традиции). В этом смысле изобразительный язык вышивки развивается по своим законам и живет относительно независимой жизнью. Несмотря на это, во всех текстах обнаруживаются некоторые общие признаки образа лягушки, репрезентирующие ее, прежде всего, как символ плодовитости, деторождения и в конечном счете связывающие с великим таинством начала жизни как на уровне микрокосма, так и в масштабах макрокосма.
И хотя эти идеи лежат на поверхности и для своего обнаружения не требовали особого поиска, тем не менее именно учет всех разнородных контекстов, их «инвентаризация» проливает свет на сложный, многоступенчатый процесс формирования семантики объекта нашего рассмотрения, на своего рода игру смыслами, которая, по большому счету, и составляет суть образа лягушки.