мама узнала что я лгбт
Меня ненавидит моя мать, ибо я гей
Вопрос психологам
Спрашивает: Андрей
Категория вопроса: Дети
Здравствуйте! Извиняюсь, мой город и имя принципиально указаны неверно, ибо для меня очень важна хоть какая-нибудь конфиденциа́льность. И так начнём.
Да, я гей. Да, это пубертатный период, в котором подростки думают, что их все ненавидят и все против них. Мой случай, возможно, чем-то и похож на классические подростковые проблемы, но я бы всё равно хотел бы получить поддержку от умных людей.
Мне 16 лет, и я с детства гей. Я это осознал относительно давно(два года назад), но мне всегда нравились мальчики. Уж извините). Женское тело явно не моё, вот прям смотрю и ничего нигде не чувствую, разве что отвращение. С детства я был воспитан как интеллигентный, порядочный, скромным мальчик. Я, наверное, доверчивый, и люблю давать людям второй(а порой и сотый) шанс. Город, в котором я живу, не имеет людей, которые могли бы выслушать конструктивную критику в свой адрес. Точнее, люди, живущие рядом со мной, в том числе и моя мама, мне кажется, даже и не знают о таких понятиях, как: «конструктивность» и «самосовершенствование». Меня дразнят, открыто посылают в школе. Пускай не все дети, но парочка «гениев», с лёгкостью могут вывести меня из душевного равновесия. Бывали случаи, когда я попросту не выдерживал обидных слов в свой адрес(5-9 класс), и просто начинал плакать перед всеми. Меня ненавидят в школе за то, что я порядочный, как бы глупо это не звучало. Дело в том, что они даже не знают о том, что я гей. Просто я Христианин, а они терпеть их не могут. Они Мусульмане. У всех моих одноклассников узкое мышление, у них вечно маттёлкишкурыкачалкарелигия. В общем, как-то так. Я на протяжении пяти лет пытался влиться в их коллектив, но тщетно. Чем больше я пытался к ним примкнуть, тем больше они меня чмырили. Я сильно переживал насчёт этого, поэтому, даже не мог нормально учится, ибо вечно думал что не так со мной. Да, я меланхолик. Да, я не могу с лёгкостью воспринимать необоснованный негатив к себе. Да пофиг даже на негатив от школы(да-да, от всей школы), меня угнетает негатив от моей мамы. Так получилось, что отец у меня сошёл с ума, он думает, что за ним следят. Мама жила с ним более 20 лет. И каждый раз, при каждой ссоре со мной, она упоминает, что:»я не буду с тобой, долбоё*ом, 20лет как с ним возится. Что-то не нравиться? Пи*дуй к отцу!».
Я не могу находится в этом обществе, я не могу, что моя мама плюёт мне в лицо. Я не хочу жить в этом городе, я хочу уехать в Россию. Уехать не для того, чтобы с мужиками общаться, нет. Просто, чтобы общество меня не гнобило, и хоть изредка понимало смысл моих слов. Просто, чтобы люди были воспитанными. И самое ужасное, что у меня нет родственников в России, и я никогда не смогу туда поехать учитсяработать, ибо снять квартиру, в той же Москве(допустим) стоит как вся зарплата, полученная в каком-нибудь офисе.
Ладно, извините за всё то, что я написал выше. Надеюсь, опять таки, что вам не мерзко было читать проблемы «пе*ика». Я даже больше того скажу, я не из тех геев, что кричат об этом везде. Я бы просто жил вместе с парнем, в тихом семейном кругу, что-ли. Я спокойный, и не в коем случае не конфликтный человек. Почему же моя мама меня так ненавидит, та?
Излил я всё таки свою мерзкую душонку(душу) в текст. Помогите, поддержите словом, что-ли. Хотя, я сам должен идти к своей цели, и сам должен сделать всё, чтобы уехать отсюда в какой-нибудь город России. Но Вы ведь психологи, вы уж явно знаете больше чем я, у Вас больше опыта в психологии, нежели чем у меня(я тоже, однако, люблю изучать психологию). Все люди любят рассказывать о себе, нужно лишь услышать их и поддержать. Искренне надеюсь на Вашу помощь! До свидания)
Родители ЛГБТ-детей — о жизни до и после каминг-аута Мамы трёх гомосексуалов рассказали The Village о принятии, страхе и традиционных ценностях
Материал не предназначен для читателей младше 18 лет
В подростковом возрасте многие мечтают о понимающих родителях, которые отпустят на вечеринку или дадут денег на новую татуировку. У ЛГБТ-детей более насущные проблемы. Не находя поддержки в обществе и сталкиваясь с враждебностью сверстников, они часто оказываются изгоями и внутри собственных семей. В социальных сетях существуют комьюнити, в которых психологи и активисты стараются поддержать таких подростков, но часто и самим родителям требуется квалифицированная помощь. В последние несколько лет в соцсетях Facebook и «ВКонтакте» появились группы, где инициативные мамы и папы помогают друг другу найти общий язык с детьми после каминг-аута. The Village встретился с матерями, которые встали на сторону сыновей-гомосексуалов, и расспросил их о том, как понять и принять своего ребёнка.
Елена
Помню, как он аккуратно и издалека начал разговор: «Знаешь, мама, я сейчас скажу нечто такое, что тебя, скорее всего, огорчит и даже может испугать, но молчать я больше не хочу». Пока он это говорил, я успела про себя предположить слишком многое. Когда он произнёс эти слова — «Мама, я гей», сердце моё упало. Я даже в ужасе подумала, что лучше бы самое плохое из моих предположений оказалось правдой. Тут я понимаю гомофобов, которые отвергают гомосексуалов от незнания и страха: я в первые минуты после признания Димы испытала нечто похожее.
К тому времени сын успел пожить пять лет в браке и развестись. У него всегда был большой круг знакомых, и меня всегда удивляло, почему в его взаимоотношениях с девушками, с которыми он проводил время, не было никакой романтики. Я всё списывала на то, что он, может быть, слишком разборчив и пока не нашёл ту самую. Дима всегда был очень правильным и серьёзным, и, в конце концов, в наше время можно встретить много гетеросексуальных мужчин, которые так и не нашли свою половинку и живут спокойно.
Узнать, что твой сын гей, — значит понять, что отныне ты ни на минуту не можешь быть спокойна за его здоровье и безопасность. Во время каминг-аута Дима не один раз повторил: «Мама, ты спрашивай, я тебе всё объясню». Хотя на тот момент у меня никаких вопросов не было — они возникают только тогда, когда ты что-то уже понимаешь. Дима принёс мне какие-то брошюры и литературу, и я начала работу по успокоению себя. Я поняла, что не одна такая, нас, наверное, несколько тысяч только в одном Петербурге. И люди как-то живут, справляются с этим — значит, и я могу. Первым, с кем я поговорила, был муж, Димин отец. Мы с сыном решили, что лучше уж я сама скажу супругу. Ведь мы 50 лет вместе прожили, я знаю его как облупленного. Кроме того, я не хотела второй раз подвергать Диму такому сильному испытанию. Как отнесётся к этому муж, я не знала. Я мать, я всегда на стороне ребёнка, а мужчина может повести себя бестактно и грубо. Так что я решила, что лучше эту бестактность приму на себя. Но, к моему удивлению, супруг всё воспринял абсолютно нормально. Он сказал: «Мы своего сына любим, мы его уважаем, он взрослый умный человек. Надо дать ему возможность жить так, как он хочет».
Своей личной жизнью Дима всегда с нами делится. То есть мы в курсе ровно в той степени, в которой он считает нужным. Я бы никогда не позволила себе залезть в его переписку. И если он не хочет отвечать на вопрос, тема будет закрыта.
Ни в коем случае нельзя рассматривать каминг-аут как несчастье. Гомосексуальность, бисексуальность, транссексуальность — это не изъян, это просто особенность. Нужно понимать, что в этом нет ничего страшного — с человеком всё нормально. Не стоит стараться гасить и сводить на нет предполагаемую проблему: всё равно ничего не получится. Ведь прошло несколько лет с того момента, как ребёнок осознал свою гомосексуальность, он с этим взрослел и постепенно сам понимал, что это не пройдёт. От родителей требуется только всё понять и принять. Не нужно говорить: «А может, тебе показалось?» Человек даже в 16 лет — уже взрослый, и если он сказал «Мама, это так», значит, в это следует поверить.
Мы с Димой всегда друг друга понимали и продолжаем прекрасно понимать сейчас. У него, например, когда-то в юношестве было увлечение — коллекционировать марки. И я с ним за этими марками ездила, вместе с ним радовалась, когда эти марки находились. Дело-то тут не в марках, конечно, а в том, что мы вместе чем-то занимались. Наверное, он потому и признался — потому что доверял мне. Мог бы и не признаваться, так бы я ничего и не узнала — расстраивалась бы, что у него любви нет, что он не женится. А теперь я просто понимаю.
Узнать, что твой сын гей, — значит понять, что отныне ты ни на минуту не можешь быть спокойна за его здоровье и безопасность
Надежда
О том, что у сына в его личной жизни не всё так просто, я начала догадываться довольно давно, когда он был школьником. Руслан всегда был маленьким худеньким мальчиком и общался только с девчонками. В школе у него было много проблем: сына не очень любили ученики, а преподаватели относились, наоборот, слишком хорошо и почти что опекали его.
Официально Руслан объявил мне о том, что он гей, на свадьбе среднего брата — как раз когда мы гуляли в ресторане. В этом ноябре исполнилось два года, как это произошло. Можно сказать, что я сразу приняла сына таким, какой он есть. Единственное, что меня тогда взволновало, — как воспримут его особенность старшие братья и другие родственники. Оба брата глубоко семейные люди и давно живут отдельно со своими семьями. Они догадываются, но до сих пор мы никогда не касаемся этой темы. Просто получается так, что и они не заводят этот разговор, и мы не начинаем. С остальными родственниками я не хочу даже пытаться обсуждать жизнь Руслана. Они закрывают глаза, а мы им в душу сами со своими рассказами не лезем. А папа у нас живёт в другом государстве, мы с ним не общаемся, и он, соответственно, ничего не знает.
Из уважения к нам никто из друзей и знакомых, а уж тем более соседей, эту тему не обсуждает. Может быть, за глаза что-то и говорят, но ощутимого негатива со стороны нашего окружения мы никогда не чувствовали. Нас окружают люди, которые считают, что личная жизнь человека никого не касается, кроме него самого — главное, чтобы этот человек был хороший во всём остальном.
У меня уже есть три внучки. К тому же заводить или не заводить детей — личное дело каждого. Я не из тех мам, которые будут настаивать на продолжении рода. Даже если бы у меня не было внуков от старшего сына, каждый должен прожить свою жизнь так, как ему хочется. Руслан давно ведёт со мной разговоры о том, чтобы усыновить ребёнка из детского дома. Ещё будучи студентом, он бесконечно ходил по детдомам и мне обо всех детках рассказывал: «Мам, там такая девочка!» или «Мамочка, а там такой мальчик, давай усыновим?» Я, пока в состоянии, конечно, помогу.
После принятия закона о пропаганде гомосексуализма всё стало только хуже. Я как-то побывала на гей-параде в Швеции, а в этом году оказалась на подобном мероприятии в Польше. И когда сравниваю отношение людей к параду и участникам там и вижу отношение русских, мне начинает казаться, что это навсегда. Пока наши политики будут преподносить любую информацию об ЛГБТ-сообществе с ненавистью и пренебрежением, ничего не сдвинется с места. Сложно сказать, в чём причина, но точно не в православной вере. Причина, наверное, в том, что народ, который что-то не понимает и даже не хочет попытаться понять, всегда слишком занят обустройством своей личной жизни, а всю скапливающуюся из-за житейских трудностей агрессию выплёскивает на то, что непонятно. Я до сих пор одинаково боюсь и за Руслана, и за всех его друзей. Как только слышу очередную новость про избитого человека, сразу начинаю паниковать.
Я работаю в сфере соцзащиты. И лично для меня участие во всех государственных демонстрациях обязательно. Меня без моего ведома и в «Единую Россию» умудрились всунуть, так как я много лет подряд работала в выборных комиссиях. Может быть, кто-то из коллег и догадывается об ориентации сына, но после последних выборов я на эту тему предпочитаю ничего не говорить. Я одна ничего не добьюсь, один в поле не воин. При этом при всём я, понятно, не могу пройти вместе со своим сыном под радужным флагом, потому что и мне, и ему это грозит не очень хорошими последствиями.
Я не понимаю родителей, которые выгоняют своего ребёнка на улицу, когда узнают о его особенности, и преклоняюсь перед родителями, которые приняли своих сыновей и дочерей. Не принять таких, как Руслан, — это за гранью моего понимания. Кем надо быть, чтобы ни за что ни про что отказаться от дочери или сына?
Впрочем, несмотря на принятие, ты всё равно постоянно задаёшь себе вопрос: «А что, если бы всё сложилось по-другому? Почему это произошло с моим сыном?» Говорить вслух можно всё что угодно, а на деле всегда трудно посмотреть правде в глаза, каким бы терпимым человеком ты ни был.
Кем надо быть, чтобы ни за что ни про что отказаться от дочери или сына?
Моего сына Валерия ещё в школьные годы от сверстников отличали какие-то специфические черты. Он казался мне слишком чувствительным и, в отличие от других мальчиков, с детства не умел мне врать. У нас с Валерой всегда были доверительные отношения: и в глубоком детстве, и в школе, и в студенчестве. Я никогда ему ничего не запрещала. Если ему хотелось куда-то пойти или в чём-то принять участие, я никогда не препятствовала этому, даже если в его затее мне что-то не нравилось. Со своей стороны я всегда пыталась донести до него и плюсы, и минусы того, что он хотел сделать, но выбор всегда оставался за ним.
С возрастом у всех появляются секреты, и едва ли существует в мире семья, где ребёнок делится абсолютно всем, что с ним происходит. Но по большей части сын мне всегда всё рассказывал. Сложности начались в подростковом возрасте, когда он принялся экспериментировать со своим внешним видом. Он много раз перекрашивал волосы и мог надеть что-то такое, что на любом другом ребёнке я бы расценила как настоящий кошмар. Мне приходилось с этим мириться. Я пыталась высказать своё мнение, но он повторял, что его всё устраивает, а кому не нравится — пускай не смотрят. Я стала анализировать то, что происходило с сыном, и решила для себя, что не должна одевать его по своему вкусу. Иногда мы обсуждали его вид, если сын надевал что-то слишком вызывающее — просто сейчас наше общество стало ещё более агрессивным.
Каминг-аута у нас с сыном так и не было. Он просто вёл открытый образ жизни, приглашал в дом друзей и подруг. И много позже, когда я разговаривала с одной из них, она мне сказала: «Только очень любящая мама может не замечать, что у неё в квартире живёт открытый гей». Когда позже я стала анализировать ситуацию, то подумала, что на самом деле я всегда знала.
Валера очень долго пытался самостоятельно разобраться в себе. Периодически он давал мне что-то почитать, но я читала через строчку, потому что никак не могла примерить написанное на свою жизнь или своего ребёнка. У нас бывали времена откровенных разговоров, когда сын говорил мне: «Мама, возможно, ты скоро узнаешь обо мне кое-что такое, что изменит твоё ко мне отношение навсегда. Может быть, ты даже перестанешь меня любить». Я долго мучилась: «Мой ребёнок по подвалам не шастает, по чердакам не лазает, учится, не курит и не пьёт — за что же я, интересно, могу вот так взять и разлюбить его?» Мне не приходило в голову, что это может быть сексуальная ориентация. Я предполагала самое страшное.
Я осознала, что наша ситуация — это нормально. Поэтому с некоторых пор стала обращать куда меньше внимания на то, что могут сказать соседи. Но, конечно, на гомофобию не так легко закрывать глаза, учитывая, что ненависть пропагандируют известные лица через федеральные СМИ. Моё поколение действительно не получило должного образования в области сексуальности, а все наши знания мы почерпнули либо на улице, либо от своих родных. Поэтому те родители, которые столкнулись с гомосексуальностью своего ребёнка, к сожалению, по большей части прислушиваются к тому, что говорят депутаты. А они говорят: «Если вы поддерживаете ЛГБТ, значит, вас кто-то подкупил или вы сами такие же извращенцы». Тогда родители думают: «Раз депутат сказал, то уж наверняка так оно и есть». А что депутат? У него что, есть какое-то специальное образование?
Нередко в гомосексуальности детей обвиняют родителей. Вместо подобных глупых обвинений нужно доносить до общества, что гомосексуальность — это одна из разновидностей сексуальности, а никакая не болезнь. Позиция власти, наши законы и высказывания первых лиц не сближают родителей и детей, а разжигают вражду. О какой традиционной семье может идти речь, если родитель своему собственному ребёнку заявляет: «Вот тебе Бог, вот тебе порог, выбирай!» и готов исключить его из своей жизни навсегда? По-настоящему традиционная семья подразумевает самые тёплые и доверительные отношения, а подобная вражда заканчивается тем, что родители начинают манипулировать своими детьми, ненавидеть их и издеваться над ними. Семьи распадаются. Неужели наше государство хочет именно этого? Отсюда и самоубийства среди детей, потому что они просто боятся открыться своим родным. Кого-то родители после каминг-аута избивают или отправляют на принудительное лечение. Это далеко от традиционных ценностей, которые пропагандируются с экрана.
Конечно, я задавалась вопросом: «Почему это произошло именно с моим ребёнком?» Когда я всё окончательно поняла, то принялась копаться в себе и вопрошать, почему это свалилось на меня. Думала, что, может быть, в родословной были такие же люди или это заложено в генах у мужа. Я ушла глубоко внутрь себя, пока искала ответы, и это был по-настоящему сложный период. Ведь ясно, что всякий родитель невольно строит планы. Вот ребёнок закончит учёбу, женится, заведёт детей. А когда мы, родители ЛГБТ-детей, узнаём о сексуальной ориентации своего ребёнка, эти планы рушатся. Но мы должны понимать, что, несмотря на разрушение напрасных надежд, наш ребёнок навсегда останется нашим ребёнком.
Я не понимаю тех родителей, которые отворачиваются со словами: «Я не знаю этого человека, пусть вернётся мой ребёнок». Представляете, как тяжело ребёнку? А он всё равно продолжает вас любить. Он ждёт и надеется, что родитель откроет ему душу и будет по-прежнему его поддерживать. А родителю, в свою очередь, вслед за ребёнком приходится проходить один за другим все этапы отрицания, боли, чувства вины. И если родитель проходит всё это в одиночку — это тяжело. Меня постоянно поддерживал сын, так что я была не совсем одна. Он всегда помогал подобрать нужные слова, был готов ответить даже на самые наивные мои вопросы. Я благодарна Валере за помощь, и на сегодняшний день для меня самое главное в жизни — не навредить сыну. Он ведёт открытый образ жизни и занимается правозащитной деятельностью, и я за него очень беспокоюсь.
Кого-то родители после каминг-аута избивают или отправляют на принудительное лечение. Это далеко от традиционных ценностей
«Мама, я боялся тебе сказать, что я гей. Я боялся, что вы откажетесь от меня»
Проект «Мы принимаем» опубликовал сборник монологов родителей ЛГБТ-людей из России. В нем отцы и матери рассказали, как изменились их взгляды и жизнь после каминг-аутов детей. Тайга.инфо перепечатывает историю мамы гея из Новосибирска — про то, как хотела, чтобы ее сына не стало, и как потом просила Бога, чтобы он его сохранил.
Меня зовут Татьяна, мне 56 лет, я из Новосибирска. Моего сына зовут Женя, ему 38, и он гей.
Мое поколение воспитано при советской власти, тогда гомосексуальных людей якобы не существовало. В те годы таких людей клеймили. Считали неполноценными и психически ненормальными. Несмотря на это, в годы моей молодости среди моих подруг была одна девушка, склонная к гомосексуальности. Никто из наших общих знакомых за это ее не осуждал. Однако я не принимала ее выбора. Просто нейтрально относилась к ее наклонностям. В то время я не пыталась понимать таких людей. С информацией о том, что люди могут быть разные, никогда не сталкивалась, никогда и нигде об этом не читала.
Первым гомосексуальным мужчиной, с которым я столкнулась, был мой сын. Это было двадцать лет назад, когда ему было восемнадцать.
Беспроблемный ребенок
До этого мы не так много с сыном разговаривали — некогда было.
Его детство и подростковый возраст пришлись на 90-е годы. Тогда мы жили в маленьком городе в Новосибирской области. Мы с мужем зарабатывали деньги. Все силы тратили на то, чтобы обеспечить детей теплым домом, одеждой, дать образование. Приходили с работы и падали спать. Воспитания не было совсем никакого. Я только знала, что мой сын читает много книг. В десять-тринадцать лет он перечитал все произведения Джека Лондона и Александра Дюма. Он вообще часто читал классику, изучал английский язык, американский вариант и классический. Я знала, что он учится в лицее на «четыре» и «пять», все свои задачи жизненные решает сам. Он всегда помогал по дому. Этого мне было достаточно. Да-да, это был не ребенок, а подарок. Причем и подраться мог: не боялся заступиться за себя, если его пытались обидеть.
Однако с девочками не дружил, а меня это даже не настораживало. Наоборот, я считала: «Ура, никаких проблем с любовью. Сын не влюбчивый. Никаких ранних браков». Я же говорю, он был беспроблемный настолько, что я даже его классную руководительницу в школе в лицо не знала: не было необходимости ходить на родительские собрания.
А Женя, оказывается, с детства думал, что я не готова его полностью воспринять. Он сейчас говорит: «Мама, я боялся тебе сказать, что я гей. Я боялся, что вы откажетесь от меня».
Узнала я об этом, когда он уехал учиться в другой город и жил у моей сестры. Он ей признался, а у нее информация эта прошла не через сердце, а через рассудок. Она спокойно это восприняла, и сын знал, что она составит со мной разговор об этом так, как нужно. Сестра мне позвонила и рассказала.
Для меня это, естественно, был стресс. Я переживала, как сына воспримет общество. Что будут говорить люди обо мне из-за сына. Я так сильно переживала, что рассказала мужу об этом. Для сына мой муж — отчим, он появился в семье, когда Жене исполнилось три года. Он заменил ему отца, воспитывал его и растил, всегда относился к нему по-хорошему. На удивление, муж спокойно принял ориентацию ребенка — без вопросов, без скандалов. Сказал: «Ну, гей, и что из этого?». Он у меня настоящий, сильный мужчина, занимался профессиональным спортом по молодости. Видимо, это и помогло ему справиться со стрессом достойно. Я же была в шоке.
Я была полностью безграмотна в этом вопросе, поначалу думала, что с ребенком происходит нечто такое, из-за чего его нужно закрыть в больницу, раз он неполноценный, больной на всю голову и физически, как я тогда думала. Такое у меня было отношение — что это просто больной человек. И я начала думать, что же мне делать с больным ребенком. Вылечить его? Понимала, что это невозможно.
Принятие сына и той ситуации, в которой мне нужно будет постоянно жить, заняло где-то полтора года. Чтобы полностью понять, что происходит, я начала читать литературу и разговаривать со своим ребенком. Это мне помогло. Но еще очень помогло то, что я — мать. Материнский инстинкт во мне очень сильный. Любовь к своему ребенку — высшая сила в любой ситуации.
*Термин «транссексуал» считается некорректным, корректно говорить — трансгендерный человек, трансгендерный мужчина или трансгендерная женщина. Трансгендерность — состояние, при котором гендерная идентичность и/или гендерная презентация человека не соответствует культурным и социальным ожиданиям, связанным с полом, приписанным при рождении. Термин используется для обозначения широкого спектра гендерных идентичностей.
Не важно, гей или нет
Спустя год сын заработал денег и уехал в Москву, работать фотомоделью.
На Новый год приехал из Москвы домой. Внешне сильно изменился. Стал более ухоженным и стильно одетым. В нашем провинциальном городке сильно выделялся из толпы. Муж вел себя как ни в чем не бывало, а меня это какое-то время немного напрягало.
Сын тогда пожаловался на плохое самочувствие. Стал терять сознание. Мы обследовали его, и выяснилось, что у него рядом с гипофизом выросла опухоль. То есть я получила шок от одной новости, а потом — стресс от его болезни. Пришлось принимать все это вместе.
Сначала врачи говорили, что опухоль злокачественная, но материнское слово — самое сильное, как слово Бога. В день, когда сыну делали операцию в Новосибирске, я пошла в Вознесенский собор и сказала Богу, что не готова потерять своего ребенка. Сын мне нужен, и я готова принять его (любым). Угроза для его жизни была важнее того, что он — гей. Его надо было спасать. После собора пошла в больницу. Ход операции показал, что опухоль доброкачественная, и нейрохирург сказал: «Твой сын будет жить». А сперва ему не давали даже трех лет жизни. Чудо произошло.
Понемногу приходило понимание, что жизнь такая, какая есть: мы рождаемся разными. Я стала смотреть на всю ситуацию с другой точки зрения. Поняла, что мы не можем запретить рождаться гомосексуальным людям. Если они появляются в этом мире, значит, это для того, чтобы мы были лучше и терпимее к людям, отличающимся от нас. Природу не изменить, ее можно только принимать или не принимать. В природе нет ничего случайного, всему есть причина.
Сейчас, когда в соцсетях начинаются какие-то насмешки над такими людьми, во мне срабатывает не только материнский инстинкт, но и глубокое понимание, что в этом мире все гармонично. Я всегда говорю: «Геи не рождаются друг от друга. Это мы их рожаем — гетеросексуальные родители. С чего вы решили, что в вашей семье не родятся такие дети? Вы что, боги, что можете этот мир сами программировать?»
Сыну тоже было тяжело. К тому же он потерял работу. Из-за болезни и операции карьера фотомодели встала на паузу, а потом ей стала мешать депрессия. Он застрял в небольшом сибирском городке. Вместе с карьерой пришлось расстаться и с мечтой уехать из России жить в Европу или США. Он думал, что у него нет будущего, нет возможности найти свою вторую половину. К слову, для него иметь любимого человека и создать с ним семью всегда было основной целью жизни. Таковой она остается и по сей день. Сломленный физически и психически, меньше года спустя после операции он предпринял попытку суицида.
Я хотела ему помочь, и мы обратились к психоаналитику. Первое, что помогает справиться, — семья, любовь и понимание близких. Ну, и препараты ему давали, но недолго. Мы все его поддерживали: папа-мама, тети-дяди, мои друзья — все были за него. Я покупала ему книги о смысле жизни, о мироздании — Блаватскую, Рериха, Коэльо, и он их читал. Мое первое образование — медицинский техникум. Однако желая лучше понять своего сына, я поступила в университет и получила высшее психологическое образование. Могу работать с детьми с отклонениями в психике. Ближе к 50 годам получила еще одно высшее — медицинское.
Со временем он нашел себе парня, с которым долгое время встречался. Я, как и мой муж, адекватно восприняли этот факт. Я радовалась, что у него появился близкий человек. Кроме того, он обзавелся кругом знакомых (ЛГБТ), и ему стало легче.
К слову, никто из его и моего близкого окружения не проявлял к нему негатива. Мой сын — очень душевный и добрый человек, красивый душой и внешне. Такого, как он, просто невозможно ненавидеть. Причем он общался с людьми разного пола и сексуальной ориентации. Иногда приводил к нам в гости своих друзей-геев. Мы с мужем не акцентировали внимание на их сексуальной ориентации. С каждым было о чем поговорить.
Такая же семья
Я не скрывала от друзей и близких, что мой сын — другой человек.
Я говорила тем, кто моего сына не воспринимает: до свиданья. Я перестала стесняться ходить с ним рядом. Он всегда следил за своим внешним видом. Выглядел ухоженным и привлекательным для парня, из-за чего нам вслед иногда кричали непристойности. Люди безграмотные со всех сторон. Как свиньи, которые живут в своей грязи, и им кажется, что эта грязь — самая лучшая. И они за этой лужей грязи не видят мир. Обид не было. Я знала, что эти люди уже завтра пожалеют о своих глупых словах, уже завтра в их семьях появятся такие же, как мой сын, дети и внуки.
Вся его личная жизнь проходит на моих глазах, и я вместе с ним радуюсь, когда он находит кого-то, и переживаю в случае неудач. По молодости у него были отношения на протяжении семи лет, но тот человек был женат. Сына тяготила невозможность иметь с ним полноценные отношения, и он решил расстаться с ним, несмотря на сильные чувства. После тех отношений несколько лет он безуспешно пытался обрести семью, но получил лишь душевную боль от того, что им пользовались или пытались пользоваться сугубо для секса. И когда он понял, что не может осуществить свою мечту, закрылся от контактов, чтобы не травмировать себя очередным разочарованием. Потому до недавнего времени у него не было никаких отношений. Понимаете, он хочет жить в семье, а не просто встречаться. Ему нужна семья, как у всех людей.
Два с половиной года назад мы с сыном переехали в Новосибирск, и живем вместе в своей квартире. Я устроилась на работу по одной из полученных мной специальностей. Занята в сфере медицины. В свободное время езжу к дочери, чтобы провести время со своей любимой внучкой. Муж остался в родном для нас городе. У Жени здесь больше возможностей. Тут он чувствует себя более комфортно, в том числе в плане личной жизни. Обрел нескольких друзей. Спокойно знакомит меня со своими приятелями-геями, я к ним отношусь по-дружески. Его лучший друг живет с ВИЧ.
Иная вера
В последний год он стал приглядываться к людям, пытаться найти вторую половину.
Однако крайне сложно найти в 38 лет достойного партнера для жизни. Даже гетеросексуалу, и уж тем более гею. В декабре Женя расстался с любимым человеком, с которым был пять месяцев. Даже жили вместе. К сожалению, его выбор оказался крайне неудачным. Тот человек был лживым и лицемерным. Женя сильно пострадал в этих отношениях. Лучший друг его предупреждал, что надо расстаться с таким партнером, но сын сильно любил. Страдал, терпел и закрывал глаза, он вообще такой — однолюб. А еще романтик. Если любит, то всем сердцем, до последней капли отдает себя, готов принести себя в жертву ради любви.
Сын говорил, что знаки судьбы привели их друг к другу. Для него тот человек оказался самой сильной и трагической любовью в жизни. После того как партнер порвал с ним, сын сказал: «Вот увидишь, Леша пошел против судьбы, и на нем это крайне негативно отразится в ближайшее время». Я не знаю, совпадение это или нет, но у Алексея где-то через месяц угнали автомобиль, и так его и не нашли. Сын верит в судьбу и высшие силы. Это не вера в Бога, а что-то иное. Какая-то его своя собственная вера. Его слова: «Иногда Судьба руководит нами. Есть то, что выше нас. Если идти против ее воли — ничем хорошим это не кончится. Я живу так, как мне подсказывают интуиция, чувства и знаки». Его вера не противоречит христианству, она также основана на человечности и человеколюбии. Просто она иная.
Сама я не религиозная, но верю в Бога. В церковь больше не хожу. Для меня это просто помещение, где собрана какая-то энергия. Она бывает в хороших иконах, в огне свечей, но я приспособилась дома: научилась зажигать огонь в своем сердце и напрямую общаться с Богом. То, что говорят в церкви, — это совсем не то, о чем говорил Христос. Он говорил, что все братья и всех нужно любить. А развратом можно заниматься и будучи гетеросексуалом, и уж каким развратом гетеросексуальные люди занимаются, я просто в шоке.
Весь мир живет по другую сторону, а мы живем согласно тем социальным условиям, в которые нас поставило государство. Да, эти условия нам не нравятся. Но сегодня я не могу открыто говорить, что я мама гея, хотя мне очень хотелось бы. Я ответственна за второго своего ребенка, которому это может навредить. Когда поменяется сознание людей и отношение государства к своим гражданам, я не знаю. Наверное, когда обычные люди выйдут на митинги и начнут поддерживать ЛГБТ-людей, тогда, возможно, сменится и политика. Но пока общество не готово.
Как может выглядеть Женина семья? Раз нет возможности вступить в официальный брак, то, я думаю, они просто будут жить вместе. Молча, никому особо не открывая свои отношения. Когда-нибудь наше общество, я надеюсь, дозреет до принятия. Если государство так же будет внедрять в сознание людей, что это нормально, как внедряет идеи про спорт, то и общество это примет, начнет нормально относиться к этим людям. Это же граждане вашей страны, как можно отказываться от них?
Но, знаете, если будет возможность переехать в другую страну, отказываться от этого никто не будет. Жизнь одна. И в этом обществе, которое за любую мелочь готово растоптать человека, жить невозможно.
Все истории проекта «Мы принимаем» можно прочитать по ссылке
Текст: Маргарита Логинова
Фото: Вера Сальницкая
Редактура: Анастасия Сечина, Михаил Данилович