за что изгнали данте
Этот день в истории: 1302 год — Данте Алигьери приговорен к смерти
10 марта 1302 года во Флоренции после победы партии «черных гвельфов», суд республики приговорил к смертной казни предводителей проигравшей группировки — «белых гвельфов». Среди пятнадцати приговоренных был и автор «Божественной комедии» — Данте Алигьери.
Флорентийская республика возникла в XII веке как независимая коммуна в Северной Италии. Республика вскоре подчинила себе значительную часть северной и центральной Тосканы и стала играть важную роль в политической системе средневековой Италии. Флорентийская республика создала сложную систему управления, основанную на недопущении узурпации власти одним лицом и достаточно широкой вовлеченности граждан в формирование государственных органов.
В первой половине XIII века во Флоренции разразилась внутренняя борьба между сторонниками папы (гвельфами) и императора (гибеллинами). Республика оказалась расколотой на два враждующих лагеря, использующих политические пристрастия для борьбы за власть в коммуне. После прихода к власти гиббелинов в 1260 году флорентийские гвельфы были изгнаны из республики, их имущество конфисковано, дома разрушены.
Однако в 1288 году разразилась война с Пизой, ход которой был весьма неудачен для Флоренции. Поражения вызвали рост антипатрицианского движения в республике, которое возглавила часть политической верхушки, выступавшая за более широкую демократию. Однако внутри этого движения быстро назрел внутренний раскол. Одна его часть опиралась на неорганизованные и склонные к бунту народные массы, а другая, представлявшая интересы более зажиточной части населения, выступала против революционных методов борьбы. Напряжённость в отношениях между умеренными и радикальными группами неуклонно росла.
Во главе умеренных («белые гвельфы») стоял Вьери де Черки, представляющий интересы верхушки торгово-ремесленных слоёв (жирный народ»), склонной к примирению с гибеллинами, во главе радикалов («чёрные гвельфы») — Корсо Донати, опирающийся на нобилитет и ярых сторонников папы римского. К «Чёрным гвельфам» также примкнула городская беднота («тощие пополаны»), враждебные торгово-ремесленной элите республики.
Борьба между «белыми» и «чёрными гвельфами» продолжалась с переменным успехом весь конец XIII века, пока в 1301 году Флоренцию не захватили войска Карла Валуа (брат французского короля Филиппа VI), приглашённого папой Бонифацием VIII для поддержки его союзников — «чёрных гвельфов».
В результате «черные гвельфы» захватили власть с помощью франко-папских войск и решили расправиться со своими политическими противниками. 10 марта 1302 года были заочно приговорены к смерти 15 вождей «белых» (которые к тому моменту уже находились в изгнании), в том числе великий Данте Алигьери. Данте был обвинен в присвоении казенных денег, вымогательстве и непокорности папе. Предписывалось: если Данте Алигьери вернется во Флоренцию, то пусть его «жгут огнем, пока не умрет».
Алигьери после этого был вынужден много странствовать. После многолетних скитаний он скончался в Равенне в 1321 году, где и был похоронен. Именно в годы изгнания он сочинил свою знаменитую «Божественную комедию», ставшую одним из краеугольных камней итальянского литературного языка.
Стоит сказать, что городские власти Флоренции вплоть до настоящего времени делают все возможное, чтобы вернуть прах Данте на родину и устроить великому флорентийцу пышное погребение в церкви Санта-Кроче. Однако пока эти попытки успехом не увенчались — Равенна отказывается выдать прах Данте, мотивируя это тем, что флорентийцы сами изгнали из своего города, да еще и приговорили к смерти.
Глава 24. Данте Алигьери
Великий итальянский поэт эпохи Раннего Возрождения Данте Алигьери родился в середине мая 1265 года во Флоренции. Родители Данте были коренными флорентийцами и принадлежали к небогатому и не очень знатному феодальному роду.
Из сохранившихся в архивах документов известно, что Алигьери владели домами и участками земли во Флоренции и её окрестностях и считались семейством среднего достатка.
Отец Данте Алигьеро Алигьери, вероятно, юрист, не брезговал ростовщичеством и по флорентийскому обычаю давал деньги в рост. Женат он был дважды. Первая его жена, мать Данте, умерла, когда поэт был ещё ребёнком. Её звали Белла, полное имя Изабелла. Отец Данте умер до 1283 года.
Восемнадцати лет от роду Данте стал старшим в семье. У него были две сестры — одну звали Тана (полное имя Гаэтана), имя второй история не сохранила. Впоследствии с племянником Данте от второй сестры — Андреа ди Поджо — был знаком Боккаччо, который получил от Андреа и записал ценные сведения о семье Алигьери. Ещё имелся у Данте младший брат Франческо, который в 1302 году тоже был изгнан из Флоренции, но позднее вернулся на родину и даже помогал поэту материально.
Поскольку жизнь и творчество Данте во многом оказались определены политической ситуацией в его Отечестве, необходимо кратко рассказать о том, что происходило в Италии XIII века.
Страна была раздроблена на множество феодальных государств, в их число входи-ли и так называемые города-коммуны. За верховную власть над итальянскими государствами боролись римский папа, император Священной Римской империи (в империю входили преимущественно германские территории) и французский король. В процессе этой борьбы население Италии разделилось на политические партии. Одну партию называли гвельфы — они поддерживали власть римского папы (обычно в союзе с французским королём). Вторую партию называли гибеллины — они поддерживали власть императора*. Флорентийские купцы, игравшие в жизни города решающую роль, торговали преимущественно с католической Францией, с ней же были связаны главные флорентийские банкирские семейства. Торговая Флоренция была гвельфской, иначе можно было навлечь на себя отлучение папой от церкви и потерять связь с Францией. Помимо всего прочего партия гвельфов была разделена на белых гвельфов, которые выступали за независимость Флоренции и от папы, и от императора, и от короля, и чёрных гвельфов — сторонников папской власти. Род Данте традиционно принадлежал к партии гвельфов, а сам Данте со временем стал белым гвельфом.
* Характер противостояния гвельфов и гиббелинов на примере Вероны блестяще показал У. Шекспир в трагедии «Ромео и Джульетта».
Предполагают, что Данте учился в школе правоведения в Болонье, где познакомился с творчеством местного поэта Гвидо Гвиницелли (Гуиницелли) (ок. 1230 — 1276), основоположника нового в поэзии «сладостного стиля», крупнейшего поэта средневековой Италии додантевского времени. Гений Данте во многом сформировался под влиянием лирики Гвиницелли.
О молодых годах поэта можно узнать из его автобиографической повести в стихах и прозе «Новая жизнь». Здесь юный Алигьери рассказал историю своей любви к Беатриче. По свидетельству Боккаччо, Беатриче была дочерью богатого и уважаемого гражданина Фолько Портинари (умер в 1289 году) и впоследствии стала женой Симоне де Барди из влиятельной семьи флорентийских банкиров. Впервые Данте увидел девочку, когда ему едва исполнилось девять лет, а ей восемь. Для средневековой Италии, когда брак двенадцатилетней девочки и тринадцатилетнего мальчика был в порядке вещей, возраст их встречи вполне соответствовал срокам полового созревания. (Любопытно, что в творчестве Данте цифра 9 стала символом Беатриче. Всякий раз, когда в его произведениях появляется цифра 9, надо искать в тексте тайный смысл.) Глубоко затаённая любовь поэта питалась лишь редкими случайными встречами, мимолётными взглядами возлюбленной, её беглым поклоном. В июне 1290 года Беатриче умерла. Было ей двадцать четыре года.
«Новая жизнь» прославила имя Данте. Эта книга стала первой лирической исповедью в мировой литературе, книгой, впервые рассказавшей искренно, трепетно и вдохновенно о великой любви и великой скорби живого человеческого сердца.
Вскоре после кончины Беатриче Данте женился на Джемме из влиятельной семьи магнатов Донати. Брак был уговорён ещё в 1277 году между родителями. Сам поэт ни разу не упомянул о Джемме в своих произведениях. От этого брака у поэта имелись сыновья Пьетро, Якопо и, предположительно, Иоанн (имя последнего встречается в документах только один раз — в 1308 году), а также дочь Антония, ставшая впоследствии монахиней под именем Беатриче в равеннском монастыре Сан Стефано дельи Оливи.
Решающую роль в судьбе и дальнейшем творчестве Данте сыграло изгнание поэта из родной Флоренции. Будучи активным сторонником белых гвельфов, с 1295 по 1301 год поэт деятельно участвовал в политической жизни города, даже ходил в военные экспедиции флорентийцев против гибеллинов в соседних городах. Чёрных гвельфов в те времена возглавляло семейство жены поэта, в том числе её отец и братья — магнаты Донати. Во главе белых гвельфов стояли банкиры Черки.
5 ноября 1301 года при активной поддержке армии брата французского короля Филиппа IV Красивого — Карла Валуа — и римского папы Бонифация VIII власть во Флоренции захватили чёрные гвельфы, а белые гвельфы подверглись казням и ссылкам. Данте в эти дни не было в городе, и о заочном приговоре к вечному изгнанию он узнал по дороге домой в январе 1302 года. Благодаря тому что жена была из рода Донати, большая часть имущества Данте перешла к ней и её детям, то есть осталась у семьи поэта. Немногим позже победители пересмотрели дело Данте и приговорили его к «сожжению огнём, пока не умрёт». Больше во Флоренцию поэт никогда не вернулся.
В первые годы изгнания Данте нашёл приют поблизости от Флоренции в городе Ареццо, который в то время был убежищем изгнанных из Флоренции гибеллинов. Гибеллинские эмигранты готовили военное вторжение во Флоренцию и пытались вовлечь Данте в подготовку интервенции. Поэта — белого гвельфа — сблизило с гибеллинами сходство политических лозунгов. Но вскоре Данте понял, что гибеллинская эмиграция — это сборище политических авантюристов, переполненных честолюбием и жаждой мести. Поэт порвал с ними, отныне он отверг гражданские распри и стал «сам для себя своей партией».
Данте перебрался в Верону, но очень скоро рассорился там с местными властями, после чего вынужден был кочевать по итальянским городам. Он побывал в Бреши, Тревизо, Болонье, Падуе. Со временем поэту удалось заручиться покровительством верховного капитана гвельфской лиги Тосканы маркиза Мороелло Маласпина из Луниджаны. К этому периоду относится цикл его стихотворений «О Каменной Даме». Предполагается, что посвящен цикл новой возлюбленной Данте — Пьетре из рода Маласпина.
Увлечение это длилось недолго. Биографы рассказывают, что в 1307 или 1308 году поэт совершил поездку в Париж для усовершенствования своих знаний и выступал там на диспутах, удивляя аудиторию начитанностью и находчивостью.
Считается, что Данте принялся за главный труд своей жизни, «Божественную комедию», около 1307 года. Основной темой задуманного произведения должна была стать справедливость — в жизни земной и в загробном мире. Свою поэму Данте назвал комедией, поскольку она имеет мрачное начало (ад) и радостный конец (рай и созерцание Божественной сущности) и, кроме того, написана простым стилем (в отличие от возвышенного стиля, присущего, в понимании Данте, трагедии), народным языком, «каким говорят женщины». Эпитет «Божественная» в заглавии придуман не Данте, впервые он появился в издании, вышедшем в 1555 году в Венеции.
Поэма состоит из ста песен приблизительно одинаковой длины (130—150 строк) и делится на три кантики — «Ад», «Чистилище» и «Рай», по тридцать три песни в каждой. Первая песнь «Ада» служит прологом ко всей поэме. Размер «Божественной комедии» — одиннадцатисложник, схема рифмовки — терцина, изобретена самим Данте., вкладывавшим в неё глубокий смысл.
В 1307 году в результате продолжительных интриг французского короля на пап-ский престол под именем Климента V был избран француз Бертран, который перенёс папский престол из Рима в Авиньон. Началось так называемое «Авиньонское пленение пап» (1307—1378).
27 ноября 1308 года императором Священной Римской империи стал Генрих VII. В 1310 году его армия вторглась в Италию с целью «всех примирить». Тысячи итальянских изгнанников устремились навстречу императору, который объявил, что не отличает гвельфов от гибеллинов и всем равно обещает своё покровительство. Был среди этих изгнанников и Данте. Многие города — Милан, Генуя, Пиза — открыли императору свои ворота, но гвельфская лига в Центральной Италии не пожелала признать Генриха. Возглавила сопротивление Флоренция.
В эти дни Данте написал трактат «О монархии», в котором стремился доказать, что: а) только под властью вселенского монарха человечество может прийти к мирной жизни; б) Господь избрал римский народ, чтобы тот правил миром, а следовательно, вселенским монархом должен быть император Священной Римской империи; в) император и папа получают власть непосредственно от Бога, следовательно, первый не подчинён второму.
После этих трагических событий поэт на время исчез из поля зрения биографов. Известно только, что он жил в Ассизи и в монастыре Санта Кроче ди Фонте Авеллано, где целиком был поглощён работой над «Божественной комедией». Затем Данте перебрался в Лукку, к какой-то даме по имени Джентукка.
В эти годы поэту было предложено вернуться во Флоренцию при условии, что он согласился бы подвергнуться унизительному обряду покаяния. Данте отказался и 15 октября 1315 года вновь, уже вместе со своими сыновьями, был заочно осуждён флорентийской синьорией на позорную казнь.
Данте поселился в Вероне под покровительством вождя североитальянских гибеллинов Кан Гранде делла Скала, которого прославил в «Божественной комедии». В молодости Кан Гранде делла Скала (1291—1329) получил титул императорского викария в Вероне и стал главой гибеллинской лиги в Ломбардии, «одним из наиболее сильных и никогда не изменявших своих убеждений поборником императорской власти в Италии».
О причинах, побудивших Данте покинуть двор Кан Гранде и переселиться в Равенну, можно лишь догадываться. Правитель Равенны Гвидо да Полента был любителем поэзии и даже сам сочинял стихи. Он-то и пригласил Данте в свой город.
Жизнь в Равенне стала счастливейшим временем в судьбе Данте. Поэт любил гулять со своими равеннскими учениками в леске из пиний между Равенной и Адриатикой. Этот лесок, впоследствии воспетый Байроном, напоминал и сад земного рая, и пастушескую Сицилию из эклог Вергилия. Здесь Данте закончил третью часть «Божественной комедии». Существует предание, что последние песни «Рая» были утеряны, но однажды ночью к сыну поэта Якопо явилась тень Данте и указала тайник в стене, где он спрял ещё одну рукопись «Божественной комедии».
Летом 1321 года Данте как посол правителя Равенны отправился в Венецию для заключения мира с республикой Святого Марка. Возвращаясь дорогой между берегами Адрии и болотами По, Данте заболел малярией и умер в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года.
Прах поэта был положен в греческий мраморный саркофаг романно-византийской эпохи в церкви Сан Пьер Маджоре, названной впоследствии церковью Святого Франциска.
Чело поэта было увенчано лавровым венком, которого он не получил при жизни.
В 1490-х годах венецианский правитель Равенны Бернардо Бембо пригласил знаменитого архитектора Пьетро Ломбардо, который построил ренессансный мавзолей над саркофагом Данте. Он возвышается и поныне. Равенна даже после объединения Италии в XIX веке не согласилась вернуть прах великого поэта его родному городу.
В России Данте нашёл достойного переводчика. Шедевром мирового переводческого искусства признан перевод «Божественной комедии» на русский язык, сделанный М.Л. Лозинским*.
* Михаил Леонидович Лозинский (1886—1955) — русский советский поэт и переводчик. Переводами занялся после Октябрьской революции. Им переведены великие творения У.Шекспира, М. Сервантеса, Ж.Б. Мольера, П. Корнеля, Лопе де Веги, Р. Роллана, Фирдоуси. Самой крупной работой Лозинского стал классический перевод «Божественной комедии» Данте, за который в 1946 году переводчик получил Сталинскую (ныне Государственную) премию СССР I-ой степени.
Из «Божественной комедии»
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Не помню сам, как я вошёл туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвёл,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошёл.
Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.
Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошёл, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.
Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.
Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звёзды вновь,
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь
При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
И с ним волчица, чье худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несёт;
Немало душ из-за неё скорбело.
Меня сковал такой тяжёлый гнёт,
Перед её стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам,
Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуёмной
Туда теснимый, где лучи молчат.
Пока к долине я свергался тёмной,
Какой-то муж явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный.
Его узрев среди пустыни той:
«Спаси, — воззвал я голосом унылым, —
Будь призрак ты, будь человек живой!»
Он отвечал: «Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя была их краем милым.
Рожден sub Julio, хоть в поздний год,
Я в Риме жил под Августовой сенью,
Когда еще кумиры чтил народ.
Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью.
Но что же к муке ты спешишь назад?
Что не восходишь к выси озарённой,
Началу и причине всех отрад?»
«Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? —
Ответил я, склоняя лик смущённый. —
О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли!
Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.
Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!»
«Ты должен выбрать новую дорогу, —
Он отвечал мне, увидав мой страх, —
И к дикому не возвращаться логу;
Волчица, от которой ты в слезах,
Всех восходящих гонит, утесняя,
И убивает на своих путях;
Она такая лютая и злая,
Что ненасытно будет голодна,
Вслед за едой ещё сильней алкая.
Со всяческою тварью случена,
Она премногих соблазнит, но славный
Нагрянет Пёс, и кончится она.
Не прах земной и не металл двусплавный,
А честь, любовь и мудрость он вкусит,
Меж войлоком и войлоком державный.
Италии он будет верный щит,
Той, для которой умерла Камилла,
И Эвриал, и Турн, и Нис убит.
Свой бег волчица где бы ни стремила,
Её, нагнав, он заточит в Аду,
Откуда зависть хищницу взманила.
И я тебе скажу в свою чреду:
Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу,
И ты услышишь вопли исступленья
И древних духов, бедствующих там,
О новой смерти тщетные моленья;
Потом увидишь тех, кто чужд скорбям
Среди огня, в надежде приобщиться
Когда-нибудь к блаженным племенам.
Но если выше ты захочешь взвиться,
Тебя душа достойнейшая ждёт:
С ней ты пойдёшь, а мы должны проститься;
Царь горних высей, возбраняя вход
В свой город мне, врагу его устава,
Тех не впускает, кто со мной идёт.
Он всюду царь, но там его держава;
Там град его, и там его престол;
Блажен, кому открыта эта слава!»
«О мой поэт, — ему я речь повел, —
Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушёл,
Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал».
За что Флоренция изгнала поэта Данте?
«А-а-а. Э-э-э. » — с такими громогласными воплями мы бесились на перемене между лекциями и совсем не заметили, как прозвенел звонок и в аудиторию вошел сутулый плотный человек. Он встал за кафедру, негромко откашлялся, но на него никто не обратил внимания. Какое дело 18-летним девчонкам до какого-то немолодого педагога?
Он терпеливо ждал. Наконец, мы успокоились и воззрились на него.
Лекция была скучной. Что привлекательного могут таить в себе слова «префикс», «предикат», «сложное синтаксическое поле» и др. такие же монстры, когда за окном шумит осенняя листва, а из дома напротив пахнет горячим кизиловым вареньем? Да и вообще, сентябрь только начался, и еще так не хотелось думать об учебе.
Педагог окончил лекцию, сухо попрощался и исчез так же незаметно, как появился.
Разведывательно-информационная работа в девичьей группе всегда поставлена хорошо. Обычно через два занятия мы уже все знали о преподах, вплоть до того, как звали их бабушек и что они предпочитают есть на завтрак.
Но этот товарищ оказался твердым орешком. Как мы не бились, не смогли разузнать ничего и… вскоре потеряли к нему интерес. Тем более, лекции его были суховаты, скучны и монотонны. Мы большей частью засыпали на них. Монотонный, глуховатый голос баюкал, словно над ухом шуршал дождь, и синтаксические термины качались в сознании как далекие острова.
Слава Богу, по его предмету не было экзамена, а только зачет. Очень трудно сдавать экзамен человеку, чей облик у тебя ассоциируется со скукой и сном.
Вот и на этой ноябрьской лекции все было как обычно. Педагог ровным голосом отчитал положенное и принялся складывать бумаги в портфель. Мы облегченно вздохнули и тоже задвигали сумками. Слава Богу, это была последняя пара, и свобода уже маячила у входа!
Но педагог не уходил. Это было странно. Он задумчиво смотрел в окно, на которое ветер прилепил несколько грязных ивовых листьев. Они никак не слетали и были похожи на огарки свечей. Педагог усмехнулся, а потом тихо произнес:
Он и после смерти не вернулся
В старую Флоренцию свою.
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы…
Он из ада ей послал проклятье
И в раю не мог ее забыть, —
Но босой, рубахе покаянной,
Со свечой зажженной не прошел
По своей Флоренции желанной,
Вероломной, низкой, долгожданной…
Мы замерли. Мы не верили своим ушам. Стихи и наш скучный препод были из разных миров. Было такое впечатление, что обугленная головешка вдруг покрылась цветами.
— Чье это стихотворение? — спросил педагог.
Мы не знали. Мы не знали многого. Где уж нам было услышать эти ахматовские строки? Шел третий год перестройки — поэзия Серебряного века только появлялась в книжных магазинах. Ахматову в школе мы не изучали. А стихи про сероглазого короля, томно вздыхая, переписывали в девичьи альбомы-анкеты, даже не подозревая, кому они принадлежат.
Пауза затянулась. Педагог еще раз окинул нас взглядом. Двадцать пять девушек — в педагогических и филологических институтах парней раз-два и обчелся. Море девичьего обаяния, ожидания, очарования, смутных (и не очень смутных!) надежд — мы как застоявшиеся кобылки переминались с ноги на ногу и ждали, когда нас выпустят из аудитории.
— Читайте больше, — сказал педагог. — Читайте, пока у вас есть возможность читать. Это Ахматова. Стихи, посвященные Данте и Флоренции — прекрасному городу.
Он помолчал. Стало слышно, как ветер прилепляет к окну листья. Они ложились аккуратно, словно решили выложить стекло узором.
— Всего доброго, — сухо попрощался педагог. — Следующая лекция в среду.
— Пожалуйста, расскажите еще про Флоренцию, — тихо сказала одна из нас.
Он остановился. На мгновение показалось, что сутулые плечи его расправились.
— Это займет время, — усмехнулся он. — А вам пора идти.
Мы стояли как вкопанные. Двадцать пять пар глаз были устремлены на немолодого уставшего человека.
— Садитесь, — махнул он рукой, и в глазах его зажглись теплые огоньки.
— Флоренцию не зря называют «колыбелью Возрождения», — зазвучал глуховатый голос. — Этот изумительный город дал миру Леонардо да Винчи, Микеланджело, Донателло, Макиавелли, Данте, Америго Веспуччи и Галилея. Как Данте называли «divina poeta» — божественным поэтом, так и Флоренцию можно назвать дивным городом. Может быть, воздух в ней особенный, может, земля какая-то иная, но она рождала и рождала гениев.
«…Цветок Тосканы, зеркало Италии, соперница славного города Рима, от которого она произошла и древнему величию которого подражает, борясь за спасение Италии и её свободу«, — так писали о Флоренции.
А насчет воздуха, это, кстати, серьезно: вдоль города разбит парк, а раньше это были сельские постройки — кашины, и парк был назван так же. Так вот парк этот уже много столетий подряд славится своими ирисами, всех сортов и оттенков, и когда они расцветают, то весь город окутан ароматной дымкой.
Мы слушали завороженные. Где-то очень далеко от нас расцветала божественная Флоренция, и бакинский ветер доносил до нас аромат ее ирисов. «По бездорожным полям Пиэрид я иду… и отрадно чело мне украсить чудным венком из цветов, доселе неведомых, коим прежде меня никому не венчали голову Музы», — вспомнились мне строки Лукреция Кара. Античную литературу, в отличие от поэзии серебряного века, мы изучали очень даже неплохо. Герб Флоренции
Фото: ru.wikipedia.org
— И на гербе Флоренции изображена вовсе не лилия, как принято считать, а ирис флорентийский, — вечно монотонный голос звучал все увереннее. — И у подножия памятнику Данте в базилике Санта-Кроче всегда свежие ирисы — символ его родины, которую он так и не увидел после изгнания.
Боже, как многого мы не знали. Мрачный образ «divina poeta» с его Адом и Раем, его неземная любовь к Беатриче, сам его облик — суровое, скуластое лицо с хищным крючковатым носом и запавшим ртом — вот и все, чем был для нас Данте. Два параграфа в учебнике западноевропейской литературы, набившая оскомину строчка: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу» — и всё! Пушкинское «мы ленивы и нелюбопытны», кажется, было сказано про нас. Памятник Данте 1865 г. Флоренция, работа скульптора Э. Пацци
Фото: ru.wikipedia.org
— Праха Данте в базилике нет. Это кенотаф, «пустая могила», над которой склонились мраморные фигуры безутешной Поэзии и гордой Италии. И только надпись на постаменте: Onorate l’altissimo poeta («Почтите высочайшего поэта») — это строчка из дантовского «Ада».
Данте умер на чужбине, в Равенне, там и похоронен. Ему пришлось покинуть родной город: он занимал важный пост в городском совете, но был слишком активным гражданином и вмешался в политику. Хотел, чтобы Флоренция была независимой и от императора, и от папы. Но в 1301 году власть во Флоренции захватили сторонники папы — «черные гвельфы», и Данте приговорили к изгнанию. Его обвинили во взяточничестве, вымогательстве, коррупции, да и еще во многих грехах. И поставили перед выбором: заплатить огромный штраф или уйти в пожизненное изгнание.
Данте ушел, но бездомным не остался. Он был слишком знаменит, слишком горд и неприступен; это всегда вызывает уважение, а статус «divina poeta» вообще внушал сакральный трепет. Перед ним были распахнуты врата других городов. Он жил в Болонье, в Париже, в Вероне, а последние годы перед смертью провел в Равенне. Но под страхом смертной казни Данте не мог вернуться в любимую Флоренцию и не смог положить ирисы к могиле Беатриче, единственной женщины, которую он любил и которой так и не смог признаться в любви.
Все двадцать пять девичьих уст вздохнули. Педагог улыбнулся и продолжил:
— Но этой платонической любви мы обязаны его произведениями — «Новой жизнью» и «Божественной комедией». «Данте и Беатриче», миниатюра XV века
Фото: ru.wikipedia.org
В девять лет он увидел на празднике дочь соседа — восьмилетнюю Беатриче Портинари, и полюбил на всю жизнь. Он любил ее и когда она вышла замуж, а потом умерла в 24 года. Он разговаривал с ней только два раза, и этого было достаточно для прославления ее в веках. Он называл ее «gentilissima» (добрейшая) и «benedetta» (благословенная). Но может, для неземной любви и нужен недоступный идеал.
Так благородна, так она чиста,
Когда при встрече дарит знак привета,
Что взору не подняться для ответа
И сковывает губы немота.
Восторги возбуждая неспроста,
Счастливой безмятежностью одета,
Идет она — и кажется, что это
Чудесный сон, небесная мечта.
Увидишь — и, как будто через дверцу,
Проходит сладость через очи к сердцу,
Испытанными чувствами верша.
И дух любви — иль это только мнится? —
Из уст ее томительно струится
И говорит душе: «Вздохни, душа».
пер. Е. Солоновича
Не переставал любить ее и когда женился сам на знатной женщине Джемме Донати. Женился без любви, по расчету, но деловые браки тогда были не редкость. Она родила ему трех детей, и в последние его годы оба его сына и дочь жили с отцом в Равенне, и только Джемма жила отдельно от семьи, и Данте не спешил позвать ее к себе. Беатриче стала на всю жизнь «владычицей его помыслов», когда Данте слагал свою «Комедию» в прославление Беатриче, Джемма в ней не была упомянута ни единым словом.
«Не дыша»… В тот ноябрьский день я реально ощутила прямой смысл этого выражения. Не дыша, боясь пропустить хоть малейший звук глуховатого голоса, мы внимали рассказу. В моей жизни не было более изумительной и более печальной лекции. С каждым словом я понимала, что для нашего педагога мечта о Флоренции так и останется мечтой, как Беатриче для Данте.
— При жизни поэта даже «Комедию» не все приняли, — продолжал он — Церковь осуждала поэта за то, что он написал произведение на «вульгарном» языке, то есть на народном флорентийском наречии. А в конце XIX века, когда Италия стала единой республикой, это наречие стало основой государственного языка. Вот и не верь после этого тому, что все поэты — пророки. Надгробие Данте в Равенне
Фото: ru.wikipedia.org
А самое интересное, что Флоренция уже почти век раскаивается в изгнании своего великого земляка. Начиная с 1908 года во второе воскресенье сентября (время, когда умер Данте) мэр Флоренции снаряжает к мэру Равенны делегацию с мольбами о возвращении праха поэта. И подносит в дар самое лучшее оливковое масло для поддержания огня в лампаде его усыпальницы. Но равеннцы непреклонны, и их можно понять: зачем им отказываться от гробницы Данте? А Флоренции раньше надо было думать, когда выгоняла великого поэта!
Он улыбнулся — немолодой сутулый человек — и замолк. Кто-то тихо вздохнул, будто пролетел ангел. Оконное стекло уже полностью было залеплено ивовыми листьями, и оно напоминало причудливый витраж. Накрапывал дождь.
— Всего доброго, — откланялся педагог. — До среды.
По дороге домой я чуть было не растянулась на мокром тротуаре. Какая-то темная скользкая масса была под ногами. Вглядевшись, я увидела растоптанный цветок ириса.
Неизвестно, каким образом он очутился на ноябрьской улице. Ирис оставил вокруг себя фиолетовое пятно, словно капли крови сказочного зверя. Пятно постепенно светлело: дождь смывал его с тротуара, чтобы запечатлеть в моем сердце. И грустный ирис Флоренции остался жить в моей памяти, чтобы через много лет расцвести в этом эссе. Флоренция, ты ирис нежный
Фото: Depositphotos
Флоренция, ты ирис нежный;
По ком томился я один
Любовью длинной, безнадёжной,
Весь день в пыли твоих Кашин?
О, сладко вспомнить безнадёжность:
Мечтать и жить в твоей глуши;
Уйти в твой древний зной и в нежность
Своей стареющей души…
Но суждено нам разлучиться,
И через дальние края
Твой дымный ирис будет сниться,
Как юность ранняя моя.
Александр Блок «Флоренция»