квартира машина дача что дальше
«Квартира, дача, машина»: это современный успех или советские стереотипы
Триада «квартира, машина, дача» в этот период стала для советских граждан престижным мерилом, символом высокого социального статуса и богатства, которому противопоставляют духовные ценности.
В сталинские времена дачу и машину имели только высшие слои партийной номенклатуры, которым этот набор ценностей выдавался государством. Также этими атрибутами награждали за заслуги перед народом и государством.
В начале Великой Отечественной войны эти автомобили были сданы государству. После войны в личное пользование выдавались трофейные авто.
На даче в СССР не только отдыхали и выращивали овощи. Дача считалась в Советском Союзе признаком достатка. Личные шесть соток были в те времена у многих семей, поэтому жизнь в СССР не так уж плоха, как нам пытаются сегодня внушить.
Первые дачи у советских граждан появились в начале 30-х годов прошлого века и представляли собой небольшие дощатые или фанерные загородные домики, предназначенные для летнего проживания.
Там не было ни электричества, ни водопровода в них не было. Освещались дачи керосиновыми лампами, еду в них готовили на керосинке или керогазе, а вода была в ближайшем водоеме.
На своем участке советский человек появлялся лишь в выходные и в основном, для того, чтобы поработать на земле. Надо сказать, что большинство советских граждан были в принципе довольны своей жизнью на даче: свежий отдых, смена деятельности, физический труд.
Также тогда началось производство автомобилей «Москвич» и «Волга». В те годы распространилось дачное строительство. Именно в тот период стандарт «квартира, дача, машина» стал достижением советских людей.
Эти тенденции закрепились при Брежневе. Тогда начали выпускать знаменитые автомобили «Жигули», продолжалось строительство многоквартирных домов, развивались дачные поселки.
Что касается нашего времени, то можно сказать, что тенденции изменились. В частности, сегодня многие граждане, кстати, и те, кто еще помнит советское время, предпочитают не копить средства на машину, квартиру или дачу, а преимущественно тратят деньги на аренду или максимум покупают жилье в рассрочку. Также многие откладывают деньги на путешествия и отдых за границей. Ведь куда комфортнее иметь на банковском счету какие-то сбережения и отдыхать, чем быть привязанным к имуществу, поэтому молодые современные люди более комфортнее себя чуствуют на море с ноутбуком, чем «вкалывая» на даче. И шашлыки с песнями и плясками не помогают. Такое время, такие нравы.
«Квартира, машина, двое детей»: чем опасен «мещанский идеал»
Те, кто застал благословенную (в затуманенных ностальгией головах) эпоху социализма, помнят формулу советского благополучия: квартира-машина-дача. Действительно, самым главным показателем удавшейся жизни была своя, отдельная от родителей, квартира. Следующий уровень благосостояния – машина. Проблемное ведро с гайками от отечественного автопрома – но оно давало определенный статус («Что это Сидоровы здороваться перестали, как будто автомобиль купили!»). Ну, а с дачей все было проще. Конечно, настоящие дачи – генеральские, академические или писательские – были уделом «больших» людей, ну а участки в шесть соток, засаженные картошкой и огурцами, имелись, наверное, у большинства советских тружеников.
Но в эту формулу благополучия, к вышеперечисленным чисто материальным составляющим, нередко включался и такой элемент, как «двое детей». Причем детей обязательно должно было быть именно двое. Часто можно было услышать: «Они/мы пока второго не родили». И выходило, будто семья с одним ребенком – какая-то незавершенная. Вроде как стандарты требуют наличие показателя «двое детей».
Конечно, надо учитывать, что семья с двумя детьми многими исследователями рассматривается как идеальная, или близкая к идеалу. Международная европейская исследовательская группа врачей в течение 33 лет проводила исследования, результаты которых показали, что в семьях с двумя детьми и родители, и дети имеют наилучшие показатели по здоровью. У супругов, имеющих одного ребенка, снижается уровень заболеваемости самыми разными болезнями по сравнению с бездетными парами. У имеющих двух – результат как бы «закрепляется». У дважды рожавших женщин значительно снижается риск развития рака молочной железы, но не возрастает риск онкологии шейки матки, как у многократно рожавших. При этом семьи с двумя детьми избегают повышенного уровня шума, нехватки пространства и избытка стрессов, как в многодетных. Социолог Константин Феофанов, расписывая все плюсы многодетности (быстрая социализация детей и т.п.), тем не менее, подтверждает, что для полноценного развития ребенку необходимо постоянное внимание со стороны родителей, а также возможность уединения для чтения и размышлений, что невозможно в многодетной семье даже при наличии просторного жилья.
Но, в то же время, многие ученые уверены, что наилучший вариант – это один ребенок, который получит все имеющиеся у семьи ресурсы, что создаст для него комфортное детство и позволит максимально раскрыть свой потенциал. Американский специалист по проблемам экологии семьи Билл Маккиббен утверждает, что единственные дети в семье интеллектуально более развиты, а, кроме того, общаясь преимущественно со взрослыми, более уверенно чувствуют себя во взрослом мире.
Но, честно говоря, вряд ли обычная советская семья руководствовалась научными рекомендациями. Скорее уж тем, что теперь называется общественным мнением, а тогда – «как у всех», или «как у людей». Вон у родственников и соседей есть свои квартиры, машины и дачи, по двое детей, а мы что, хуже? С одним ребенком дом – не полная чаша. Интересно, что в среде научной интеллигенции, людей высокодуховных, приоритеты были несколько иными. Не так важны были машины с дачами, как кандидатские и докторские степени. (Хотя, справедливости ради, научные степени и были ступенями к машинам и дачам, а иногда даже к квартирам). Но «двое детей» оставались маркером благополучия. «Среди моих знакомых только я и защитила кандидатскую и родила двоих детей, у остальных – или двое, или степень при одном ребенке!» – это было совершенно типичным предметом гордости.
Разумеется, было огромное количество семей с одним ребенком. Но ведь и отдельное от старшего поколения жилье было далеко не у всех, и машинами мало кто владел. Но обывательский шаблон оставался идеалом для большинства!
Вроде бы – а что, собственно, плохого в «мещанском» материальном идеале? Ничего. За исключением одного: дети, рожденные потому что «так надо» и «как у людей» в родительском восприятии так и оставались отчасти «престижными вещами». Поженились, родители скинулись на кооперативную квартиру, купили мебель, родили ребенка, купили машину, купили холодильник, родили второго, унаследовали дачный участок, еще надо купить стиральную машину, и ковер, и хрусталя побольше. Сколько разговоров о том, что сейчас родители заняты зарабатыванием денег, тогда как дети страдают от недостатка внимания – но советские дети точно так же были предоставлены сами себе, пока родители стояли в очередях и давали взятки, чтобы приобрести вожделенный дефицит.
Деньги и то, что на них можно приобрести – эту цель жизни поставили себе те, чьи родители жили ради достижения этого «мещанского идеала».
И в итоге – отсутствие близости и взаимопонимания между родителями и детьми, подростковые депрессии и имеющие детей одинокие старики.
Так какая семья идеальна? Да та, где каждый ребенок желанен и рожден для любви, а не для демонстрации благополучия! Каждый – и не важно, двое, десять или один.
Квартира, дача, машина
По свидетельству российского социолога Татьяны Щепанской, приведённому в её монографии «Символика молодёжной субкультуры: опыт этнографического исследования системы, 1986—1989 гг.», «джентльменский набор» «квартира—машина—дача» в этот период стал для большинства советских граждан престижным символом высокого статуса и богатства. [1] «Квартире, даче и машине» часто противопоставляют так называемые духовные ценности. [7]
Содержание
Социальный аспект
В Советском Союзе государственные квартира, дача и машина полагались высшему слою чиновников. [9] Наличие таких государственных ценностей у человека, не приближенного к власти и не входящего в высокооплачиваемую элиту, могло указывать на нетрудовые доходы.
На cуществование такой триады указывает целый ряд журналистов и учёных. Вот что говорит российский экономист, вице-президент Института национальной стратегии, политик левого толка Виктор Милитарёв: [4] [13]
 | Советская власть воспитала у нашего народа очень здоровые потребительские идеалы. Я имею в виду те самые пресловутые брежневские «квартира—машина—дача». Для стран третьего мира они и сейчас остаются передовым социальным идеалом. Для зажравшегося золотого миллиарда они представляют собой идеал золотой умеренности и почти аскетизма. Я уверен, что этот жизненный идеал и до сих пор может быть предметом всемирного идеологического экспорта, тем словом, которое Россия еще может сказать миру. Особенно вместе с другим знаменитым жизненным идеалом брежневских времен «интересная работа — хорошие отношения в коллективе — недалеко от дома» |  |
Известный артист и публицист Псой Короленко посвятил «трём традиционным символам советского благосостояния» статью, опубликованную в «Независимой газете». По мнению автора, трансформация этих ценностей хорошо иллюстрирует трансформацию российского общества. [3]
Важно отметить, что советская власть не признавала частной собственности, поэтому «своя» квартира по сути «собственной» не была. Строившиеся квартиры находились либо в государственной, либо в коллективной собственности.
На автомобили, как правило, существовали многолетние очереди: так, записавшиеся в 1959 на «Волгу» могли выкупить её лишь в 1966. Исключение составляла первая половина 1980-х, когда автомобили можно было купить без очереди, и 1950-е годы, когда можно было купить без очереди ЗиМ, однако спрос на него был ничтожен из-за высокой цены (в 1953 ЗиМа стоил 40,000 руб., что соответствовало зарплате рабочего или инженера за 40-80 месяцев). Другие автомобили в 1950-х годах стоили дешевле, но на них были очереди. [14] В 1970-е, несмотря на рост производства автомобилей, очереди выросли до 10 лет, и почти все автомобили стали распределяться по месту работы. [14] Из-за дефицита автомобиль со вторых рук стоил в 2-3 раза больше нового, при этом покупатель часто «кидал» продавца, зная, что тот не обратится в милицию, боясь обвинения в спекуляции. Это резко сокращало рынок автомобилей со вторых рук. [14]
Почти все автомобили были советского производства. Сколько-нибудь масштабные закупки ограничивались социалистическими странами (ГДР, Чехословакия), а с середины 1960-х — не производились вообще, и нет свидетельств, что даже эти чешские и немецкие автомобили продавались частным лицам. [14] Тем не менее, в пользовании некоторых граждан СССР имелось ограниченное число иномарок. [15]
Выделявшиеся советским гражданам «дачные» участки были небольшими, обычно 4-6 соток. Разумеется, они были в жёстко регламентированном пользовании членов садоводческого товарищества, а сама земля предоставлялась в бессрочное пользование предприятию, при профкоме которого организовывалось такое товарищество. Выделение земли под строительство дач было запрещено в 1960 году (Постановление Совмина СССР от 30.12.1960 № 1346 «Об индивидуальном строительстве дач»).
Вместе с тем, в советском обществе существовали группы, чьи ценности не имели с этим идеалом ничего общего. Речь прежде всего о советской неформальной молодёжи. В своей монографии Татьяна Борисовна Щепанская сравнивает и противопоставляет ценности и символы позднесоветских хиппи (называющих себя «Системой») и «цивилов» (то есть обычных советских граждан, «большого» общества): [1]
| Действительно, символы Системы (смерть, детство, путь, фантастические миры, бедность, неряшливость, бесполость и др.) указывают и подчеркивают бесстатусность. По этой самой причине они непрестижны в «большом» обществе, члены которого как раз стремятся подчеркнуть свой статус и прочное положение в социальной структуре. Здесь (то есть в сфере общепринятого) престижны знаки богатства (дорогие украшения, джентльменский набор «квартира—машина—дача» — мы имеем в виду символы богатства в изучаемый период, в конце 1980-х гг.); престижны черные «Волги» (как знаки высокого положения «начальника» в социальной иерархии); воинские знаки различия — в общем то, что говорит о хорошей адаптированности и укорененности в обществе. Знаки бесстатусности, естественно, будут непрестижны, а потому избегаемы. Большое общество оставляет их андеграунду. | |
История
В сталинские времена на «квартиру, дачу и машину» могли рассчитывать только высшие слои номенклатуры, которым этот набор ценностей предоставлялся государством безвоздмезно. [9] Личный автомобиль во времена Сталина мог выдаваться в качестве правительственной награды. Так, в 1930-е годы личные машины получили знаменитые деятели искусства — Леонид Утёсов, Исаак Дунаевский, Борис Бабочкин, Дмитрий Покрасс А. Стаханов и др.
В начале Великой Отечественной войны эти автомобили были сданы государству. [16] После войны в личное пользование выдавались трофейные автомобили. Тогда же получил популярность автомобиль «Победа», которым, среди прочих, владели прославленный летчик Кожедуб, диктор Левитан и шахтёр-рекордсмен Стаханов.
Широко распространилось дачное строительство среди всех слоёв городского населения. Эти дачи, размер которых обычно составлял 4—6 соток, конечно, несколько отличались от дач советской партийной и государственной номенклатуры. Тем не менее «квартира, дача, машина» стали более достижимыми для народа. Для трудового народа дачи были не столько местом отдыха на природе, сколько способом психологически расширить своё личное пространство, вернуться к своим деревенским корням. [17]
Эти тенденции закрепились при Брежневе. Начали выпускаться знаменитые автомобили «Жигули», продолжалось строительство многоквартирных домов, развивались дачные поселки. Тем не менее, существенная часть граждан продолжала жить в коммунальных квартирах, которые сохранялись даже в последние годы СССР. Таким образом, жилищная проблема так и не была окончательно решена.
С распадом СССР началось постепенное изменение потребительского идеала граждан.
Отношение властей
Реакция властей СССР на стремление граждан к материальным ценностям была противоречивой. С одной стороны, государство стремилось обеспечить гражданам комфортные условия жизни: личную квартиру, личный автомобиль, приусадебные участки.
Массовое жилищное строительство начиная с «хрущёвок» было направлено на улучшение жилищных условий граждан. Поставленный в 1970 г на конвейер автомобиль «Жигули» задумывался как «народный автомобиль», который сможет приобрести любой советский инженер.
Бывало даже, что повышение благосостояния народа объявлялось главной задачей очередной пятилетки. [18]
Впрочем, к 1980 отдельные квартиры появились не у каждой семьи, а не более чем у 85 % семей: в 1986 году Михаил Горбачёв отодвинул сроки ещё на 20 лет, выдвинув лозунг «Каждой советской семье — отдельную квартиру к 2000 году». [19] [21]
В 1959 году XXI съезд отметил существование жилищной проблемы и назвал развитие жилищного строительства «одной из важнейших задач». Предусматривалось, что в 1959—1965 гг. будет сдано в 2,3 раза больше квартир, чем в прошлой семилетке. Причём упор делался на отдельные, а не коммунальные квартиры. [22] [23]
Спустя двадцать лет те же самые тезисы были повторены XXIV съездом КПСС. Съезд всецело одобрил программу социальных мероприятий, направленную на рост благосостояния населения; счёл необходимым расширить жилищно-коммунальное и культурно-бытовое строительство. [24]
В производстве легковых автомобилей СССР практически целиком полагался на собственные силы — из других стран «легковушки» импортировались в небольших количествах. [15]
В 1966 году XXIII съезд КПСС постановил увеличить в новой пятилетке выпуск легковых машин с 201 тысяч до 700—800 тысяч. Причиной называлось то, что «в связи с ростом благосостояния наших советских людей резко возрастёт число легковых автомобилей, находящихся в индивидуальном пользовании». [25]
Этот план в намеченные сроки выполнен не был — в 1970 году было собрано только 344 тысяч легковых машин. Основная причина заключалась в том, что запуск всех мощностей ВАЗа произошёл двумя годами позднее. Однако в начале 1970-х эта задача была выполнена. Но Советское правительство не оставляло надежд обеспечить граждан личным автотранспортом. На следующем съезде партии автопрому были поставлены ещё более амбициозные задачи: [26]
| В настоящее время вводится в действие Волжский автомобильный завод, строительство которого будет завершено в 1972 году. Проектная мощность этого завода 660 тысяч легковых автомобилей в год. Выпуск автомобилей «Москвич» в 2 раза увеличится после завершения реконструкции Московского завода имени Ленинского комсомола. Производство их достигнет 200 тысяч штук в год. Уже в нынешнем году 70 тысяч автомобилей произведет новый Ижевский завод, полная проектная мощность которого составит 220 тысяч автомобилей в год. Все это позволит довести выпуск легковых автомобилей в 1975 году до 1 миллиона 200 — 1 миллиона 300 тысяч вместо 344 тысяч, выпущенных в 1970 году. (Аплодисменты). | |
Советское искусство, вслед за партией, также осуждало стремление к материальным ценностям. Например, в произведениях советского писателя Анатолия Софронова противопоставляется брак по расчёту («У него хорошая квартира. Машина. Дача под Москвой… Остальное приложится.») и искренние человеческие отношения. [7]
Влияние на культуру
Шаблон «квартира, дача, машина» нашёл отражение в советской и пост-советской литературе. В советском искусстве эта триада закрепилась как символ престижа и высокого достатка ещё с конца 1950-х. К примеру, в изданном в то время романе «из жизни ткачей» «За Москвою-рекой» высокое положение одного из героев в советском обществе описывается следующим образом: [29]
| Практическая работа и медленный, но неуклонный подъём по служебной лестнице. Очень многие завидуют ему — видное положение, квартира, машина, дача, достаток. | |
За несколько десятилетий этот идеал не претерпел сколь-либо существенных изменений. В написанном в 1983 г романе Юрия Визбора «Завтрак с видом на Эльбрус» главный герой заявляет [30] :
| Я считаю, что мужик может жениться, когда у него есть все. Квартира, машина, дача, деньги, связи. У меня все это есть. | |
Как видно, в обоих случаях к абстрактным и довольно относительным благам «достаток», «деньги», «положение» добавляются куда более конкретные квартира, машина и дача.
Одновременно с этим советское искусство осуждало меркантильное стремление получить «квартиру—машину—дачу», как уже было показано выше на примере Анатолия Софронова.
В популярных советских комедиях («Иван Васильевич меняет профессию», «Бриллиантовая рука») часто намекалось на то, что изобилие материальных ценностей (например, личный автомобиль) в СССР характерно для нечистых на руку людей.
Воспоминание о тройке «квартира—дача—машина» как о пределе мечтаний большинства советских граждан сохраняется и в постсоветской литературе. В написанном и изданном в 2000-е годы романе «Двойник» авторы называют тройку «квартира, машина, дача» «мечтой советского человека» [31] :
| Из всего, что составляло мечту советского человека: квартира, машина, дача, не было только дачи. | |
В романе «Моё прекрасное алиби» Чингиз Абдуллаев описывает социальные гарантии в СССР следующим образом [32] :
В изданном в 2006 году детективе Марины Серовой «Не на ту напали!» приводится такое описание советского прошлого:
| Представьте себе: подающий надежды молодой учёный, работает в космической отрасли. Между прочим, самый молодой профессор в своей области — это звание он получил в двадцать шесть лет. Квартира, машина, дача. Казалось бы, чего еще желать от жизни? | |
В изданной в 2004 году издательством «Вагриус» автобиографической книге-исповеди «Миллионер», автор Тарасов Артём Михайлович, вспоминает о потребительском идеале в СССР следующее:
| Зачем мне это было надо? Не лучше ли все бросить и снова уйти в научно исследовательский институт? Я был кандидатом технических наук и мог засесть за докторскую диссертацию, руководить небольшой лабораторией. Но только в Моссовете у меня был шанс вступить в члены КПСС, и уже с такого трамплина я мог рассчитывать на серьезную карьеру. Может быть, даже пошлют на работу за границу завхозом какого нибудь посольства. А это был доступ к чекам магазинов «Березка», в которых избранные члены советского общества могли беспрепятственно купить любой заграничный дефицит. Но, кроме перспективы, в моей нынешней работе были и другие преимущества. Я мог телефонным звонком решить любые проблемы: устроить друзей в гостиницу, получить билеты в театр, взять продукты из специального магазина, оформить путевки в закрытые для простой публики дома отдыха Госплана и Госснаба… «А если меня посадят в тюрьму? — иногда думал я. Или выгонят с „волчьим билетом“? Сорвем строительство какого нибудь важного объекта — отвечать придется мне… И сама работа словно сумасшедший дом! Но ведь скоро достроят прекрасные жилые дома в самом центре Москвы, и если я останусь на этой должности, то смогу получить бесплатную шикарную квартиру…» Я терзался сомнениями о своей будущей жизни, взвешивал все «за» и «против», но не находил однозначного ответа. Тем временем Горбачев заговорил о новой эре. Страна вступала в ускорение и в эпоху перестройки. Я принял решение и вскоре подал заявление об уходе с работы из Моссовета по собственному желанию… | |
В статье «Война Народная. Что же все-таки произошло?» напечатанной в журнале «Медведь», бывший вице-премьер России, бывший глава Госкомимущества России Альфред Кох, вспоминает о потребительском идеале в СССР следующее: